– Неужели это и в самом деле необходимо? – спросила доктор, глядя на повязку для глаз в грязной руке помощника допрашивателя. На нем поверх нечистой рубахи был длинный кожаный передник (какие носят мясники) в кровавых пятнах и мешковатые засаленные брюки. Черную повязку он вытащил из глубокого кармана в переднике.
Юнур ухмыльнулся, демонстрируя неровный ряд гнилых, обесцвеченных зубов и черные дыры там, где зубов уже не было. Доктор поморщилась. У нее самой зубы такие ровные, что, увидев их в первый раз, я, понятно, решил, что это безупречно выполненный протез.
– Правила, – сказал Юнур, глядя на грудь доктора. Она запахнула свою длиннополую жакетку. – Вы иностранка, – сказал он ей.
– Иностранка, – весомо сказала она Юнуру, – которая почти каждый день держит в своих руках жизнь короля.
– Не важно, – сказал этот тип, пожимая плечами. Он шмыгнул носом и собрался было вытереться повязкой, потом, увидев гримасу на лице доктора, передумал и снова воспользовался рукавом. – Таков приказ. Нужно поторопиться. – И он оглянулся на дверь.
Мы были у перехода к нижним уровням дворца. Коридор позади нас был связан с почти неиспользуемым проходом за кухнями западного крыла и винными погребами. Через узкий круговой колодец впереди по коридору пробивался сумеречный, сероватый свет, в котором можно было разглядеть нас и металлические двери; чуть дальше тускло горели две свечи.
– Хорошо, – сказала доктор. Она чуть подалась вперед и стала демонстративно разглядывать повязку и руки Юнура. – Только эту повязку я не надену, а ту, что надену, завязывать буду сама. – Она повернулась ко мне и вытащила чистый платок из кармана своего плаща. – Вот.
– Но… – начал было Юнур, однако в этот момент где-то за обшарпанными коричневыми дверями раздался звон, и помощник допрашивателя вздрогнул. Он отвернулся, сыпля проклятиями и засовывая повязку себе в карман.
Я повязал надушенный платок на глаза доктору, а Юнур тем временем отпер дверь. В одной руке я нес саквояж доктора, а другой – придерживал ее саму, ведя в коридор за дверями и по уходящим вниз бесконечной спиралью ступеням и через другие двери и проходы в потайную камеру, где ждал господин Нолиети. На полпути где-то впереди снова раздался звон, и я почувствовал, как доктор вздрогнула, а ее ладонь стала влажной. Должен признаться, что и мои нервы были натянуты.
Мы вошли в потайную камеру через низкую дверь, наклоняясь, чтобы не удариться о притолоку (я положил руку на голову доктора, чтобы она пригнулась; волосы на ощупь были шелковистыми и гладкими). Здесь пахло чем-то едким, мерзким и сверх того – горелой плотью. Я словно утратил контроль над своим дыханием – запахи проникали в ноздри, а оттуда – в легкие.
Высокое просторное помещение освещалось пестрой коллекцией древних масляных ламп, которые отбрасывали нездоровый сине-зеленый свет на множество разных бочек, бадей, столов и всевозможных инструментов и емкостей (некоторые имели форму человеческого тела), разглядывать внимательно которые я совсем не желал, хотя мои широко открытые глаза тянулись к ним, как цветы тянутся к солнцам. Высокая жаровня под висячим цилиндрическим дымоходом давала дополнительное освещение. Жаровня стояла рядом со стулом из металлических обручей, которые полностью обхватывали обнаженное тело бледного и худого человека – судя по всему, находившегося в бессознательном состоянии. Стул, подвижно закрепленный на внешней раме, был перевернут таким образом, что казалось, будто человек остановился, выполняя кувырок вперед, – замер в воздухе, опершись на колени, спиной параллельно решетке светового колодца над ним.
Главный палач Нолиети стоял между этим аппаратом и широким верстаком с металлическими мисками, кувшинами и бутылями, а также набором инструментов, которые могли бы принадлежать каменщику, плотнику, мяснику или хирургу. Нолиети качал широкой седой головой, испещренной шрамами. Он стоял, уперев в бока грубые жилистые руки и устремив гневный взгляд на скрюченное тело. Под металлической клеткой, в которую был заключен несчастный, располагался широкий квадратный лоток из камня со сливным отверстием в одном углу. Он был усеян темными каплями, похожими на капли крови. Удлиненные шпеньки, белеющие в сумраке, вероятно, были зубами жертвы. Услышав шаги, Нолиети повернулся. – Сколько можно ждать! – Он сплюнул и задержал свой взгляд сначала на мне, потом на докторе, потом на Юнуре (я обратил внимание, что, когда доктор засунула в карман свой платок, Юнур принялся демонстративно складывать черную повязку, которую пытался ей всучить).
– Это я виновата, – обычным тоном сказала доктор, обходя Нолиети.
Она поклонилась ему в спину, скорчила гримасу, наморщила нос, потом подошла сбоку к механизму, положила одну руку на металлические обручи и принялась поворачивать жалобно скрипящий стул, пока человек на нем не принял более привычной сидячей позы. Вид у него был ужасный – лицо серое, кожа местами обожжена, рот и челюсти ввалились внутрь, под каждым ухом – засохшие струйки крови. Доктор просунула руки между обручей и попыталась приподнять одно веко. Человек заскулил страшным низким голосом. Потом раздался свистящий надрывный звук, и человек произвел жалобный стон, похожий на далекий крик, после чего стал издавать неровные ритмические хлюпающие звуки – судя по всему, с шумом задышал. Доктор наклонилась, чтобы заглянуть ему в лицо, и я услышал, как она тихонько охнула.
Нолиети фыркнул.
– Не это ищешь? – спросил он доктора, помахав у нее перед лицом небольшим сосудом.
Доктор скользнула по сосуду взглядом, но скупо улыбнулась палачу. Затем вернула железный стул в прежнее положение и зашла сзади, чтобы осмотреть спину несчастного. Она сняла со спины пропитанные кровью лохмотья, и на лице ее снова появилась гримаса. Я поблагодарил богов, что не вижу ее лица, и взмолился о том, чтобы доктору не понадобилась моя помощь.
– Так в чем у вас проблема? – спросила она у Нолиети, чем, похоже, на мгновение привела его в замешательство.
– Кровища у него из задницы кончит когда-нибудь течь или нет? – сказал главный палач после некоторой паузы.
Доктор кивнула.
– Наверное, вы не заметили, что у вас кочерга слишком сильно остыла, – пробормотала она между делом, присев и раскрыв свой саквояж. Она принялась выкладывать свои инструменты у каменного поддона.
Нолиети подошел к доктору сбоку и наклонился к ней.
– Как это произошло, женщина, не твое дело, – сказал он ей на ухо. – Твое дело привести эту вонючку в чувство, чтобы он сказал то, что нужно знать королю.
– А король знает? – спросила доктор, подняв глаза на Нолиети. На ее лице появилось выражение невинного любопытства. – Разве это он приказал пытать этого бедолагу? Да он хоть знает о его существовании? Или это начальник стражи Адлейн решил, что королевство падет, если этого несчастного не станут мучить?
