— Неплохо, — похвалил я, чтобы не обидеть хозяина.
Консул расцвел.
— Это что! — явно рисуясь, махнул рукой Ниобе и осторожно извлек из ящика стола еще одну коробку. — А что вы скажете об этом?
Чутье у меня, будто у охотничьей собаки. Я еще не видел, что в коробке, а сердце встрепенулось. И, как всегда, не ошиблось. На темно-синем бархате был распят огромный, с крыльями, как ладони, черный парусник. Чешуйки на крыльях напоминали пыль древесного угля — абсолютно не отражали света. Лишь два голубых пятна полумесяцами глаз смотрели на меня с верхушек передних крыльев скорбным взглядом.
— Парусник… — восхищенно пробормотал я. Горло у меня перехватило. Я готов был убить консула — так бездарно мумифицировать великолепный экземпляр! Лет через десять он рассыплется в прах…
— Я назвал его «скорбящая вдова», — с напыщенной гордостью произнес Ниобе. — Похоже, правда?
Я только кивнул и стал рассматривать парусника под разными углами к свету. Никакого радужного отблеска от чешуек! Такое я видел впервые. Абсолютно черные крылья.
— Где вы его поймали?
— В бассейне реки Нунхэн. В среднем течении. — Консул защелкал клавишами одного из компьютеров, и на дисплей спроецировалась аэровидеосъемка участка широкой спокойной реки, медленно несущей мутные белесые воды между голыми плоскими берегами. — Приблизительно здесь. Местное племя называет бабочку вестницей смерти.
— Это ее ареал?
— Вероятно. По крайней мере в других племенах я о ней ничего не слышал.
— Она часто встречается?
— Чрезвычайно редко. Я видел единственный раз и сразу поймал.
— Н-да… — Я с сожалением вернул коробку консулу. — Буду надеяться, что и мне повезет. Тем более что маршрут моей экспедиции пролегает как раз вдоль русла Нунхэн. Кстати, я попросил бы вас завтра утром забросить меня на птерокаре к ее истоку. Со всем снаряжением, разумеется.
— Зачем так торопиться? — искренне расстроился Ниобе. — Успеете насмотреться на Пирену. Погостите у меня с недельку — знаете, как я соскучился по цивилизованному обществу?
Будь это на любой иной планете или при других обстоятельствах, я сам бы напросился в гости. Всегда нужно время для акклиматизации. Но на Пирене консул был для меня помехой. И существенной. Я бы предпочел, чтобы здесь никого из гуманоидов Галактического Союза вообще не было. Кроме аборигенов, естественно.
— Весьма сожалею, — твердо заявил я, — но время экспедиции расписано чуть ли не по минутам. Я должен пройти вдоль русла Нунхэн всего за полгода — сами понимаете, что для трех тысяч километров это весьма небольшой срок. Если удастся пройти быстрее, тогда непременно воспользуюсь вашим предложением.
Ниобе несказанно огорчился. Готовя очередную порцию коктейля, он передозировал водки, и напиток получился излишне крепким.
— Останьтесь хоть на завтра, — попросил он. — Кстати, здесь у озера есть любопытные экземпляры бабочек.
Я категорически помотал головой.
— Вот, всегда так, — горестно вздохнул консул. — Пилоты челночных шлюпок ведут себя аналогичным образом. Только разгрузились — и сразу назад. Словно космос им не надоел до чертиков…
Его сетования прервал стук в дверь.
— Да-да? — отозвался Ниобе.
В дверь просунулась голова аборигена.
— Сахим, — сказал абориген, — обед готов.
— Идемте в столовую? — предложил консул, но тут же, махнув рукой, решил по-своему. — Да чего там — вези сюда, Харук!
— Знаете, — извинился он передо мной, — я привык обедать в кабинете, поэтому столовая в запущенном состоянии. Здесь нам будет лучше.
Абориген вкатил в кабинет столик, уставленный тарелками.
— Мой повар, — наконец-то представил его консул. — Готовит бесподобно. Спасибо, Харук, можешь идти.
— Приятной еды, сахим, — поклонился абориген и вышел.
Консул пододвинул столик ко мне поближе.
— Угощайтесь. Здесь все местное. Решил вас удивить.
Некоторое время мы ели молча. Действительно, приготовлено было вкусно, хотя я и предпочитал пробовать растительную пищу, к мясной притрагиваясь только тогда, когда ее брал Ниобе. Подозреваю, что мясо в основном принадлежало членистоногим Пирены. Впрочем, как я уже говорил, энтомологи не брезгливы. На Статусе мне довелось лакомиться яйцами скальных пауков, а на Marope-IV отведать круто перченные коконы панцирных живоглотов.
Беседа как-то не клеилась, консул был явно расстроен моим завтрашним отлетом и, похоже, не мог найти темы для разговора. Я ему не помогал. Заводить близкое знакомство я не собирался. Кто он мне? Так, случайный попутчик в поезде жизни.
Внезапно Ниобе встрепенулся и уставился на экран Галактического вещания во все глаза.
— Слушайте, а ведь это о вас! — воскликнул он.
Я посмотрел на экран. Действительно, в блоке новостей показывали мое интервью недельной давности, которое я дал корреспонденту программы «Загадки и тайны Вселенной» в космопорте «Весты».
— Господин Бугой, — тараторил корреспондент, — насколько нам стало известно, вы направляетесь на Пирену, чтобы поймать млечника. Как велика вероятность, что вам это удастся?
— Весьма велика, — лаконично буркнул я с экрана.
— Но, по данным биологов, в этом секторе Галактики млечники до сих пор не встречались. На чем основывается ваша уверенность?
— На моих личных исследованиях.
— Вы не могли бы коротко рассказать о них нашим зрителям?
— Нет, не мог бы. Это профессиональная тайна.
Корреспондент не растерялся. Тот еще пройдоха.
— Простите, но это не праздный интерес. Профессор Могоуши утверждает, что ваша экспедиция на Пирену для поимки млечника — чистой воды фикция.
Пройдоха знал, чем меня зацепить.
— Бред, — отрезал я.
— Это вы о высказывании профессора? — ехидно поинтересовался корреспондент. Для этих стервятников нет ничего аппетитнее, чем стравить между собой старых недругов.
— Нет, я вас просто поправил. Это профессор назвал мою экспедицию не фикцией, а бредом.
— И чем вы ему можете возразить?
— Ничем. Я ни с кем не собираюсь вступать в полемику. Я сам выбирал маршрут экспедиции, поэтому чужое мнение меня абсолютно не интересует. Я верю в свою звезду. О том же, кто из нас прав, мы поговорим после моего возвращения.
Кадр сменился, и я увидел на экране все того же корреспондента, беседующего теперь уже с профессором Могоуши. Как всегда, Могоуши больше растекался мыслью по древу, пространно повествуя о своей коллекции экзопарусников и о том, как он их добывал, чем отвечал на вопросы корреспондента о целях и задачах моей экспедиции. Корреспонденту удалось пару раз вклиниться и все-таки заставить Могоуши высказаться в мой адрес, но, честное слово, лучше бы он этого не делал, потому что профессор вылил на мою голову очередной ушат помоев. Это и понятно — моя коллекция экзопарусников превосходит его коллекцию и по количеству, и по качеству, и по широте охваченных регионов. Кроме того, в моей коллекции около сотни уникальных экземпляров, а в его — лишь два десятка. Для честолюбивого Могоуши я был бельмом на глазу. Но больше всего профессора бесило то, что ни в одном интервью, ни в одной статье я никогда не упоминал его имени. Будто профессора эстетической энтомологии Могоуши вообще не существовало.
