- Больше всего мне хочется, - перебил его Юл, - чтобы бред прекратился.
- Господин Кейн, - Исон коснулся его руки. - Простите, пожалуйста, мы действительно желали вам помочь. И посвятили в тайны, о которых не знают даже члены правительства. Все потому, что случайно, поймите, случайно воссоздали вашу жену. Мы имели полное право, может, это и звучит кощунственно по отношению к личности, воспользоваться ее оболочкой, как нам заблагорассудится. Хотя в данном случае никакой личности, по сути, нет, так как пока в ней нет разума...
Мы предлагаем вернуть вам жену почти такой же, какой она была несколько месяцев назад. Единственное, что будет отличать ее от прежней, искусственный мозг.
- А если ее обучать... без пересадки, - возразил Юл.
- На это потребуются годы. По самой совершенной программе, с учетом развития кибернетических систем - около семи лет. Кроме того, если вообще удастся пробудить разум, человек получится иным. Для него все будет ново: и семья, и муж, и дети. Вы с сыном будете относиться к ней, как к жене, матери, а она... Я не знаю, как она будет относиться к вам, вашему сыну, заметьте, к вашему, а не ее. И вообще, сможет ли она полюбить его... вас. Представьте, вы прождете много лет, а ваши надежды будут обмануты. Исключить этого нельзя.
- Так вы полагаете... с искусственным мозгом... Боже, зачем я согласился на встречу с вами, - простонал Юл.
- В случае отказа, господин Кейн, - донесся до него голос Бьюара, - мы просим подписать несколько бумаг о неразглашении корпоративной тайны... Но мне кажется, вам надо подумать, - добавил он, доставая из стола тонкую папку с документами. - Меня не покидает ощущение, что вы обожали свою жену. Я читал ваши книги, и все они посвящены женщинам, а героини внешним описанием напоминают Санту Фло. Простите, конечно, это всего лишь предположение...
- Я любил свою жену, если хотите, обожал, - ответил Юл. - И вы правы многое написано про нее и для нее... Я подумаю над вашим предложением, господа.
- Не хотите ли посмотреть на свою жену? - спросил вдруг Исон. - То есть... на эту женщину...
Юл почувствовал, как тяжелая волна щемящей тоски поднялась откуда-то снизу и перехватила дыхание свинцовым комом. Осевшим от волнения голосом, с трудом выговаривая слова, он ответил:
- Пожалуйста, если можно.
- Клод, проводите господина Кейна, - обратился Исон к Бьюару. Затем, слегка поклонившись Юлу, вежливо произнес:
- До свидания, господин Кейн.
- Прощайте, господин Исон, - отозвался Юл и вышел вслед за Бьюаром.
Она сидела посреди комнаты на высоком вращающемся стуле полностью обнаженная, застыв в неудобной, как ему показалось, позе. Черная бархатная накидка с капюшоном сползла с ее плеч и, зацепившись краем за спинку стула, тяжелым шлейфом стелилась по полу. На черном фоне ее тело смотрелось неестественно белым и потому неживым. Он подошел поближе и стал жадно и придирчиво рассматривать ее.
Это была она, его Санта, вернее, ее точная копия. Те же глаза и лицо, характерный разрез мочки уха и волосы, уложенные тяжелой волной на затылке, та же родинка телесного цвета на левой груди возле самого соска и маленькая изящная кисть, застывшая на бедре, - все было так близко и знакомо.
Ему захотелось прикоснуться к ее телу, ощутить мягкость, бархатистость ее кожи. Он вдруг, как прежде, ощутил ее запах, пряный, ни с чем не сравнимый запах новорожденного ребенка, который источало ее тело. У него перехватило дыхание, невыносимо запершило в глотке, и глаза наполнились слезами.
Три месяца назад он похоронил Санту, но только сейчас, рядом с ее копией, понял весь ужас и невосполнимость потери.
Прикрыв пальцами рот, правой рукой по привычке потирая губы и подбородок, Юл едва слышно прошептал: "Санта, кто знал, что я увижу тебя снова... Какая ты?"
Его глаза в который раз ловили плавные линии ее тела и спокойные, немного отрешенные, до боли родные черты красивого лица в тщетной попытке найти что-то чуждое, незнакомое. Именно сейчас ему предстояло решить судьбу сидящей перед ним женщины с внешностью Санты, именно сейчас где-то глубоко внутри него уже зрело окончательное решение.
Он подумал, что может подарить ей жизнь, второе рождение... пусть даже таким необычным способом.
"Чеду сейчас чуть более трех, - вспомнил он о сыне. - Почувствует ли он разницу?.. И какой она будет матерью, женой?.. Ведь нам придется жить вместе. Делить кров, пищу... ложе. Господи! Так можно сойти с ума!
Отказаться? Нет! После того, как увидел ее, - поздно. Не смогу".
Юл сознавал, что в своем решении исходит из эгоистических соображений и лишь потом думает о сыне, о последствиях, связанных с тем, что рано или поздно тайна матери станет ему известна. И второе рождение Санты он невольно связывал со своим возрождением, потому что после ее гибели его нормальная жизнь оборвалась, и зияющая пустота с монотонной однообразностью дней, лишенных для него всякого смысла и интереса к окружающему, напоминала о том, какое место жена занимала в его судьбе.
"Нет, нельзя отказываться от нее, она моя жена. И я ее никому не отдам, тем более для сомнительных экспериментов".
Юл встал перед ней так, чтобы заслонить собой от чужих взглядов, и ощутил, что за ними наблюдают и, вероятнее всего, снимают скрытой камерой.
Его окликнули и сказали, что свидание закончено.
Клод Бьюар вывел его из здания по тем же пугающе унылым, длинным и пустым коридорам. Перед самым выходом он протянул Юлу конверт:
- Здесь перечень необходимого для ее программирования: письма, дневники, ваши рассказы, посвященные ей, описание привычек... Ознакомьтесь, если, конечно, надумаете, господин Кейн.
Более двух недель Юл собирал необходимые для программирования Санты документы и материалы, перечисленные в пакете. Весь последующий месяц ему пришлось посещать филиал компании, где проводились многочисленные медико-психологические обследования. К концу месяца он просто выдохся от различного рода анкетирований, тестирований, энцефало-, флюидо-, гамма- и спектрограмм. Ему казалось, что не осталось ни одного вопроса, касаемого ее или его личной жизни, увлечений, интимной сферы, на который бы он не ответил.
Более всего их интересовало отношение к ней: как он ее видел, воспринимал, чувствовал, любил; как она относилась к нему, к сыну. Каждый штрих, каждую черточку ее характера, поведения, речи и даже смеха он должен был воскресить в своей памяти и в подробностях донести до чужих людей, до безучастных микрофонов и датчиков равнодушных приборов, не улавливающих ни мучительного стыда, ни боли, которые он нередко испытывал. Юл воспринимал происходящее как пытку, которая рано или поздно должна кончиться. И она кончилась. Он даже запомнил точную дату: тридцатое июня. Ему сказали, что необходимые исследования проведены, и нужно несколько дней для того, чтобы систематизировать полученную информацию и кодированными блоками поместить в "мозге" Санты Фло.
