Я налила себе бруджа, но не стала добавлять в стакан таблетку ароматизатора.
Лайра Бенгид уселась во главе прокурорского стола, расстегнула пуговицу тесного воротничка серого костюма и вытащила гребень, скреплявший ее соломенные волосы в тугой узел на затылке. Когда локоны рассыпались по плечам, все ее тело словно обмякло. Ее прокурорская осанка, профессиональная сдержанность и абсолютная серьезность уступили место смертельной усталости, которую я заметила сразу по прибытии.
Я могла лишь гадать, сколько времени она не спит.
— Как в старые времена.
— Что? — нахмурилась она.
— Ночные бдения.
Ее ясные голубые глаза чуть расширились от удивления. За все время, что мы друг друга знаем, я никогда не проявляла склонности к ностальгии, пустой болтовне или дружелюбию.
Когда мне исполнилось девятнадцать и я только поступила в юридическую школу, мои дрессировщики из Дипломатического корпуса решили назначить Бенгид моей сочувствующей и понимающей соседкой по комнате. После того как я в восьмилетнем возрасте была вовлечена в печально известную бойню на планете Бокай, они вырастили меня практически в тюрьме. Но потом спохватились, что из меня в результате получится эмоциональная калека, пожизненная забота о которой ляжет на них тяжким бременем. Однако, учитывая итоги тестирования, я могла бы претендовать на большее. Бенгид, тогда лишь начинавшая обусловленную контрактом службу в системе гражданского правосудия, показала по результатам тестов такую высокую эмпатию, что Дипкорпус договорился с владельцами ее контракта предложить ей на выбор несколько должностей — при условии, что она согласится стать доброй и сочувствующей соседкой, которая, как они надеялись, сделает из их ребенка, военного преступника, социально адаптированную личность.
В этом она потерпела неудачу. Я заподозрила подлую игру и постепенно обрезала все контакты с ней, кроме связанных с учебой. Потом она начала звездную карьеру в гражданских судах, а я свою — на поводке у Дипкорпуса.
И только много позже, когда было уже поздно что-либо менять, я поняла: шутка обернулась не только против меня, но и против моего начальства. Хотя Бенгид и соблазнилась карьерными стимулами, ее стремление помочь мне было совершенно искренним.
Я уже говорила: мы никогда не были подругами. Но она всегда обращалась со мной вежливо и уважительно — как тогда, так и во время десятка наших профессиональных встреч в различных посольствах Дипкорпуса по всему пространству Конфедерации.
Но последнее время в моей жизни произошли некие драматические перемены, которые и подтолкнули меня на проявление запоздалой теплоты.
Единственная проблема заключалась в том, что любой примирительный жест с моей стороны выглядел настолько неестественным, что Бенгид не понимала, как на него реагировать.
— У нас не было старых добрых времен, Андреа.
— Были, только не слишком добрые, если вспомнить меня прежнюю. И все же ты не оставляла своих попыток.
Она чуть задержалась с ответом:
— Ты не должна была это заметить.
— А я замечала и, как могла, ценила.
Мои слова явно тронули ее, хотя слез в ее глазах я не заметила. Взгляд Бенгид опять скользнул по моей бритой голове.
— Ты сегодня почти человек. Можно узнать, что за чертовщина с тобой происходит?
— Возможно, потом. А сейчас я хочу добраться до сути твоей проблемы.
— Хорошо, — согласилась она с облегчением, вернувшись к делу. — Первое: к сожалению, я ничего не могу сказать тебе о проекте, над которым эти люди работали. Мне сообщили, что если я поделюсь с кем-либо даже тем немногим, что узнала во время следствия, это будет считаться государственной изменой. Давай просто договоримся: проект имеет статус чрезвычайно важного для Конфедерации и осуществляется в условиях абсолютной секретности.
Бенгид не знала, что за свою взрослую жизнь я не раз совершала государственную измену, а некоторые из моих преступлений все еще не раскрыты.
— Продолжай.
— Когда три года назад их назначили в проект «Меркантайл», Гарриман и аль-Афиг были индивидуумами, а Диямены — совершенно отдельной связанной парой, которой поручили как бытовое обслуживание, так и поддержание морального климата на станции. Директивы проекта включали пункт о чрезвычайно длительном запрете на связь с внешним миром — только отчеты начальству. Корабли снабжения работали в автоматическом режиме, исходящая личная почта подвергалась жесточайшей цензуре, и всем участникам грозило суровое наказание за попытку досрочно прервать пятилетний контракт. И вот что важно: на станции установили медицинский комплекс производства «AIsource Medical», чтобы исключить риск чрезвычайной ситуации, которая заставила бы их вызвать помощь на станцию.
Эта информация меня особенно изумила. Передовые методы автоматизированного лечения, предлагаемые «AIsource Medical», были настолько дороги, что их не могли позволить себе даже правительства некоторых планет. Если тот, кто финансировал данный исследовательский проект, выложил бешеные деньги ради обслуживания четырех человек, то необходимость в секретности перешла все разумные границы и стала навязчивой идеей.
Бенгид постучала по столу зелеными наманикюренными ноготками.
— Убийство аль-Афига произошло спустя четырнадцать месяцев после начала работы по контракту, а оставшиеся на станции долго не сообщали о нем начальству. Его имя значилось в каждом докладе о состоянии работ. И лишь месяц назад Диямены соизволили уведомить начальство о том, что коллега мертв. — Она поморщилась. — Эти мерзавцы буквально пригласили нас прилететь и арестовать их. Или, если тебе так больше нравится, «посмели сделать приглашение».
— Продолжай.
— Когда мы прилетели, Диямены назвали себя, предоставили видеозаписи и другие следственные улики. Больше мы не услышали от них ни слова. Гарриман отказался от адвоката и сделал полное признание, подтвердив, что преднамеренно разбил череп своему коллеге. — Она помассировала переносицу. — Если бы не его заверение, что в тот день он вошел в лабораторию с умыслом совершить убийство, я рассмотрела бы аргументы в пользу преступления в состоянии аффекта. На видеозаписи видно: он нанес более сотни ударов, и большинство уже после того, как череп аль-Афига разлетелся на куски.
Я поморщилась:
— Это не аффект. Это полный психический срыв.
— Пожалуй, соглашусь. И при обычных обстоятельствах это дело должно было стать простейшим: открыто и закрыто. Но тут и появляется осложнение: Диямены решили защитить Гарримана и совершили нечто такое, что он стал, по их мнению, для нас недосягаемым.
