– Тебя кто на работу принимал? Смирный такой, головенка маленькая – этот? Ну, я с ним потолкую! А, ч-черт!
Я резко остановился, Гришу занесло, и мне пришлось его поддержать.
– Куда ж мы с тобой идем! – рявкнул я на него. – Сегодня ж суббота!.. У, шалопай! А ну давай точно: как вы там с ним говорили – с этим, из отдела кадров!..
– Он предупредил меня, что с общежитием трудно, – проговорил вконец запуганный Гриша. – И спросил, не могу ли я временно обойтись без общежития…
– Ну! А ты?
– Я сказал, что могу, – уныло признался Гриша Прахов.
По соседней аллее прошла группа наших ребят со спортивными сумками. Пловцы. Поравнявшись с нами, засмеялись.
– Кого поймал, Минька?
– Минька, а повязка твоя где?
– Гуляйте-гуляйте, – сердито сказал я. – Погода хорошая…
На проспекте Металлургов нас чуть было не накрыл дождь, и нырнули мы с Гришей в кафе «Витязь».
Переделали подвальчик – не узнать. С потолка на цепях свешивается что-то вроде средневековых светильников из жести, а на торцовой стене богатырь на тонконогом, как журавль, коне рубится со Змеем Горынычем – аж розовое пламя из трех пастей в косы заплетается.
Посадил я Гришу в уголке спиной к помещению, чтобы не смущать народ тесемочным бантиком, а сам пошел к стойке.
– Миньк! – шепнула мне щекастая белокудрая Тамара. – Кого это ты привел?
– А это наш новый резчик, – небрежно сказал я. – Нравится?
– Ну и резчики у вас! – Тамара затрясла обесцвеченными кудрями. – Как бы он чего с собой не пронес…
Она соорудила два коктейля, и я вернулся к столику.
– Это… алкоголь? – встревожась, спросил Гриша.
– Ага, – сказал я. – Алкоголь. Чистейшей воды, неразбавленный.
И протянул ему хрупкий высокий стакан, наполненный слоистой смесью. Гриша принял его с обреченным видом.
– Ого, да ты, я смотрю, тоже левша?
Гриша растерянно уставился на свою левую руку.
– Я нечаянно, – сообщил он и поспешно переложил стакан в правую.
Я удивился. А Гриша вынул из стакана соломинку, побледнел, старательно выдохнул и, зажмурясь, хватил коктейль залпом. Потом осторожно открыл глаза и с минуту сидел, прислушиваясь к ощущениям.
Все это мне очень не понравилось.
– А ну-ка, давай честно, Гриша, – сказал я. – Пьешь много?
– Спиртных напитков?
– Да, спиртных.
– Вот… в первый раз… – сказал он и зачем-то предъявил мне пустой стакан. – И на вокзале еще… Только я тогда отказался…
Я решил, что он так шутит. А Гриша тем временем порозовел, оттаял и принялся с интересом озираться по сторонам: на людей, на Змея Горыныча, на цепные светильники эти…
– Правильно я сделал, что приехал сюда, – сообщил он вдруг…
По лицу его бродила смутная блаженная улыбка.
– И чего я боялся? – со смехом сказал он чуть погодя.
– Боялся? – не понял я. – Кого?
– Вас, – все с той же странной улыбкой ответил Гриша.
Заподозрив неладное, я быстро заглянул иуд стол. Бутылки под столом не было.
– Почему ты ведешь меня к себе? – вырвалось вдруг у него.
– А тебе что, на вокзале понравилось?
Гриша опечалился и повесил голову. Видно было, что к своим черным блестящим волосам он после душа не прикасался.
– Нет, – сказал он. – На вокзале мне не понравилось…
Он вдруг принялся мотать головой и мотал ею довольно долго. Потом поднял на меня глаза, и я оторопел. Гриша Прахов плакал.
– Минька!.. – сказал он. – Я особо опасный преступник…
Я чуть не пролил коктейль себе на брюки.
– Что?
– Особо опасный преступник… – повторил Гриша.
Я оглянулся. Нет, слава богу, никто вроде не услышал.
– Погоди-погоди… – У меня даже голос сел. – То есть как – особо опасный? Ты что же… сбежал откуда?
– Сбежал… – подтвердил Гриша, утираясь своим антисанитарным рукавом.
Я посмотрел на его пиджак, на тесемочный бантик под горлом и вдруг понял, что Гриша не притворяется.
– А паспорт? Как же тебя на работу приняли без паспорта? Или он у тебя… поддельный?
– Паспорт у меня настоящий, – с болью в голосе сказал Гриша. – Только он не мой. Я его украл.
Нервы мои не выдержали, и, выхватив из коктейля соломинку, я залпом осушил свой стакан.
– А ну вставай! – приказал я. – Вставай, пошли отсюда!
И, испепеляемые взглядом Тамары, мы покинули помещение. Завел я Гришу в какой-то двор, посадил на скамеечку.
– А теперь рассказывай, – говорю. – Все рассказывай. Что ты там натворил?
Плакать Гриша перестал, но, видно, истерика в «Витязе» отняла у него последние силы. Он сидел передо мной на скамеечке, опустив плечи, и горестно поклевывал своим орлиным носом.
– Закон нарушил… – вяло отозвался он.
– «Свистка не слушала, закон нарушила…» – процедил я. – Ну а какой именно закон?
– Закон? – бессмысленно повторил Гриша. – Закон…
– Да, закон!
– Это очень страшный закон… – сообщил Гриша.
– Как дам сейчас в торец! – еле сдерживаясь, пообещал я. – Мигом в себя придешь!
Гриша поднял на меня медленно проясняющиеся глаза. Голову он держал нетвердо.
– Закон о нераспространении личности… – торжественно, даже с какой-то идиотской гордостью проговорил Гриша Прахов и снова уронил голову на грудь.
Некоторое время я моргал. Закон – понимаю. О нераспространении – понимаю. Личности – тоже вполне понятно. А вот все вместе…
– Пойдешь завтра в милицию, – сказал я, – и все там расскажешь, ясно?
Язык у Гриши заплетался, и следующую фразу он одолел лишь с третьего захода.
– Причем тут милиция? – спросил он.
– Ну если ты закон нарушил!
– Не нарушил я ваших законов! – в отчаянии сказал Гриша. – Свои – нарушал. Ваши – нет.
У меня чуть сердце не остановилось.
– Какие свои? Гриша!.. Да ты… откуда вообще?
– Из другого мира я, Минька, – признался наконец Гриша Прахов.
Я почувствовал, что ноги меня не держат, и присел рядом с ним на скамеечку.
– Из-за рубежа? – как-то по-бабьи привизгнув, спросил я.
– Дальше…
Я потряс головой и все равно ничего не понял.
– Как дальше?
– Дальше, чем из-за рубежа… – еле ворочая языком, объяснил Гриша Прахов. – С другой планеты, понимаешь?..
В калитку я его внес на горбу, как мешок с картошкой.
Из-за сарайчика, грозно рявкнув, вылетел Мухтар. Узнал меня, псина, заюлил, хвостом забил. А потом вдруг попятился, вздыбил шерсть на загривке и завыл, да так, что у меня у самого волосы на затылке зашевелились.
Дернул я плечом – висит Гриша, признаков жизни не подает. Прислонил его к забору, давай трясти.
– Гриш, ты что, Гриш?..
Гриша слабо застонал и приоткрыл один глаз. Слава богу!..
