Ма сидела у окна и ждала меня. Она всегда беспокоится, когда я пропадаю надолго и она не знает, где я.
Я поднялся в свою комнату, лег в кровать и долго не спал, думая, как это случилось, что у меня получаются такие вещи, и как это я их сегодня сделал, если раньше не умел. Но, в конце концов, я уснул.
Положение, конечно, не идеальное, но куда лучше того, на что я мог рассчитывать. Не так просто бывает найти на чужой планете носителя более приспособленного для наших задач, чем этот. *
Он принял меня беспрекословно, не пытаясь понять или отказаться. Нужно отдать должное его интеллекту, который позволил ему так быстро и успешно найти применение моим способностям, что весьма удобно для наблюдений. Он довольно мобилен, легко контактирует с себе подобными - и это его второе преимущество.
Думаю, что мне повезло с первой попытки найти такого удачного носителя.
После того, как я проснулся и позавтракал, я вышел во двор и увидел, что Джига ждет меня. Он сказал, что хочет поохотиться на кроликов, и я согласился пойти с ним. Он сказал, что, раз уж мы теперь можем разговаривать, то должны составить хорошую команду. Я мог бы встать на пень или на камень, а то и взобраться на дерево, посмотреть сверху на землю, увидеть кролика и крикнуть ему, куда тот бежит, а уж он-то его перехватит.
Мы шли по дороге к ферме Элфа, но потом свернули на пастбище и собрались переправиться через ручей к лесосеке на холме.
Когда мы свернули с дороги я оглянулся отпустить Элфу хорошую порцию ненависти и, пока я стоял и ненавидел, мне в голову пришла одна мысль. Я не знал, смогу ли это сделать, но идея была такой замечательной, что я решил попытаться.
Я перевел взгляд на элфов сарай, зашел в него и очутился в ворохе соломы. Хотя все это время, как вы понимаете, мы с Джигой стояли на пастбище, собираясь идти дальше на кроличью охоту.
Хотелось бы мне знать, что я сделал и как я это сделал, но больше меня волнует другое: откуда я знал, то есть, откуда мне было известно про химические реакции и все такое. Я сделал что-то с сеном и кислородом, и стог загорелся у меня на глазах. Когда я убедился, что все в порядке, я вышел оттуда, вернулся в себя, и мы с Джигой перешли через ручей и стали подниматься на холм.
Я то и дело оборачивался. Мне было интересно, не погас ли огонь, но над сараем сразу же показалась струйка дыма, а потом и черные клубы повалили из-под крыши.
К этому времени мы уже добрались до лесосеки, я сел на пень и порадовался. Огонь хорошо поработал внутри, прежде чем вырваться наружу, и теперь уже ничто не могло бы спасти этот сарай. Пламя вырывалось с ревом, образуя чудный дымовой столб.
По дороге домой я зашел в магазин. Там был Элф и сиял так, будто пропажа сарая его осчастливила.
Мне не долго пришлось ждать объяснения его веселью.
- Я его застраховал, - сказал он Берту Джоунсу, хозяину магазина, - со всем содержимым. Все равно он был слишком большим - больше, чем мне нужно. Когда он уже был построен, я подсчитал, что стадо у меня вырастет, так что понадобиться место.
Берт ухмыльнулся:
- Как по заказу тебе этот пожар, Элф.
- Лучше не придумаешь. Я могу построить другой сарай, да еще и деньги останутся.
Мне было досадно от того, что я так просчитался, и я стал думать, как бы с ним расквитаться.
После обеда я снова направился к ферме Элфа, свернул на пастбище и нашел быка. Он был рад меня видеть, хотя для порядка немного поревел и пару раз ковырнул землю копытом.
Всю дорогу я размышлял о том, смогу ли я разговаривать с быком как с Джигой, и боялся, что не смогу, потому что Джиге положено быть умнее быка.
Все это так, конечно. Ужасно трудно было заставить быка что-либо понять.
Я совершил ошибку, почесав его за ушами, когда пытался его разговорить. Он чуть было не уснул. Я чувствовал только, до чего же ему это нравится. Поэтому я размахнулся и дал ему ногой между ребер, чтобы он очнулся и послушал меня. Он действительно слегка прислушался и даже чуть-чуть ответил, но что это за ответ! Быки страшно тупые.
Но я не сомневался в успехе дела, потому что он постепенно стал разъяряться и выказывать недовольство. Мне даже показалось, что я немного перестарался. Я побежал к ограде и перескочил через нее одним махом. Бык остановился у ограды и принялся свирепо рыть землю, а я помчался оттуда со всех ног.
Домой я пришел довольный от того, что придумал такую ловкую штуку. И ни капли не удивился, когда в тот же вечер узнал, что Элфа забодал его бык.
Не слишком приятная смерть, конечно, но Элф ее заслужил. Не надо было меня обсчитывать.
Я сидел в бильярдной, когда кто-то принес эту новость, и все стали ее обсуждать. Одни вспомнили, как Элф говорил, что с быками всегда нужно быть начеку, а другие припомнили, как он часто говорил, что я единственный, кто ладит с этим быком, и что он всегда боялся, как бы меня этот бык не убил.
Они заметили, что я здесь сижу и спросили об этом, но я только мычал в ответ, и они стали надо мной смеяться, а мне было наплевать. Я знал такое, чего они не знали. Представьте, как они удивились бы, если бы я сказал им правду!
Дудки.
Я не такой дурак.
Прийдя домой, я взял блокнот и карандаш и начал составлять список всех своих врагов - всех, кто смеялся надо мной, плохо со мной поступал или говорил обо мне гадости.
Список получился приличный. В него вошел почти весь город. Я подумал и решил, что нужно, наверное, всех убить. Но вспомнив Элфа и банкира Пэттона, я прешел к выводу, что убивать тех, кого ненавидишь, - это еще не самое большое удовольствие. К тому же мне стало ясно, как Божий день, что если я убью столько людей, то одному мне будет скучно.
Я прочел список. Пара имен вызвала сомнения, и я вычеркнул их. Перечитав оставшиеся, я убедился еще раз, что все это плохие люди. И раз уж я решил их не убивать, то должен был сделать с ними что-нибудь другое. Нельзя же позволять им оставаться плохими.
Я долго об этом думал и вспомнил кое-что из того, о чем говорил проповедник Мартин, хотя, как я уже сказал, он здоров поболтать. Я решил забыть о своей ненависти и воздать добром за их зло.
Я в растерянности и недоумении, хотя, возможно, это нормальная реакция после внедрения в чуждое существо. Это веролонная и беспринципная порода и, как таковая, представляет неоспоримую важность для изучения.
Я не перестаю поражаться легкости, с которой этот носитель использует мои возможности, и не перестаю ужасаться способам их применения. Меня более чем удивляет его собственная убежденность в своей умственной ущербности: его действия с момента моего внедрения этого не подтверждают. Возможно, культ неполноценности является характерной чертой этого вида, а может быть, думать о себе иначе считается дурным тоном.
