Он вдруг наклонился вперед, и лицо его оказалось прямо напротив лица Станко. Зашептал, заглядывая в глаза:
– И еще, знаешь, князя никому не убить. Заговоренный он, мечи отскакивают… Все это знают, только ты…
Он так же внезапно откинулся назад и предложил громко, доброжелательно, как ни в чем не бывало:
– Скажи, что ты пошутил.
Станко помолчал, потом положил свой меч себе не колени, погладил ножны и чуть-чуть вытащил клинок. Бледно полыхнула сталь.
– Я не пошутил, – сказал Станко тихо. – У меня право есть… Право, которого нет ни у кого, понимаешь? Я его сын.
Он не смотрел на Илияша. Вздохнул, продолжал, обращаясь к клинку:
– Князь заговоренный, это точно… Это все знают. И все знают, что убить его может только родной сын. Я. Понимаешь?
Он поднял глаза.
Илияш сидел тихий, оцепеневший, и лицо его в наступающих сумерках казалось очень бледным. Станко снова вздохнул, полез за пояс и вытащил монетку – серебряную, истершуюся:
– Вот… Здесь, на монете, князь, мой отец. Я его узнаю, где бы ни встретил, узнаю… И убью.
Илияш встал и отошел в сгущающуюся темноту.
Станко вертел в пальцах монетку; мысли его сразу оказались далеко-далеко, и потому отлучка Илияша не вызвала у него ни удивления, ни беспокойства. Мало ли чего захочется человеку после такого известия!
Но шли минуты, а Илияша не было; Станко заерзал, завертелся, вглядываясь в темноту. Где-то далеко закричала ночная птица, и Станко, вздрогнув, схватился за меч: а что, если Илияш пошел за стражей?!
Но в этот самый момент браконьер вернулся, прижимая к груди охапку сухих веток. Бросил их все на тлеющие уголья – а ведь раньше не разрешал разводить большой огонь!
Под грудой веток затрещало, двумя лентами выполз дым, и вскоре в неровном свете разгорающегося костра Станко увидел лицо Илияша.
Браконьер был сосредоточен, даже задумчив. Пошевелил губами, глядя в огонь, и сказал наконец:
– Ну, если так… Если правда – сын… Зачем же папу убивать, а?
Станко оскалился. Илияш покосился на него с опаской:
– Ладно – твое дело…
И добавил просительно:
– Покажи монетку, а?
Станко заколебался, потом протянул над костром руку – для этого пришлось приподняться – и дал Илияшу возможность взять с ладони свой странный талисман.
Браконьер всматривался долго – взгляд на монету, сосредоточенные раздумья, взгляд на Станко…
– М-да, – сказал он наконец, – а до князя-то еще добраться надо… Сын – хорошо, меч – хорошо… Только ловушкам все равно, кто ты такой и с чем пожаловал.
– Я доберусь, – сказал Станко небрежно.
Илияш подбросил монетку на ладони. Вздохнул и начал рассудительно:
– Про дорогу я тебе рассказывал – там стража. Можно идти в обход, дай-ка подумать… На окраинах – патрули, капканы, но это ничего… «Чего» начинается глубже, ближе к замку, в этих самых беззаконных землях. Этим ловушкам лет по триста, и маги их ставили, маги, понимаешь? «Желтомары», «зажоры», «те, что в смоле», «те, что в болоте»…
– Кто – в смоле? – не выдержал Станко. – Кто – в болоте?
Браконьер пожал плечами:
– Если б знать…
Снова стало тихо, только огонь трещал, пожирая тонкие ветки. Илияш снова встал и снова принес из темноты охапку хвороста.
– Сначала – лес, – продолжал он, протягивая над огнем руки, – потом – камни… Вокруг замка – озеро, и тоже про него недобрая слава…
Темное подозрение шевельнулось в душе Станко.
– Ты что, под самым замком промышлял? Откуда ты все знаешь, а?
Браконьер поморщился, как от боли. Потирая виски, уселся на свое место – напротив собеседника.
– Правильно спрашиваешь, Станко… Все знаю, это правда. Потому что еще года не прошло, как с этими псами-стражниками одну лямку тянул, понимаешь? Выслужился, нашивку заработал… – Илияш смачно плюнул в костер, в огне зашипело. – В самом замке стражей стоял, в патрулях рыскал… Только скверно там, дружок. Браконьеров вешай да капитану подметки лижи… А капитан попался – ну такая с-сволочь… – Илияш отвернулся.
Станко молчал, неприятно пораженный. Илияш почувствовал некоторую его брезгливость, пробормотал огорченно:
– Ну ладно, ладно… Что у меня теперь – клеймо на лбу? Сейчас уже не служу…
– Уволился? – глухо спросил Станко.
Илияш фыркнул:
– Уволился… Оттуда на тот свет увольняют… Сбежал, конечно!
Он вдруг улыбнулся и заговорщицки подмигнул:
– Карту прихватил у капитана… Хорошая карта, Станко, лет триста ей… Теперь промышляю у князя под носом, живу припеваючи, потому что кто тропинки знает? Кто ловушку за версту обойдет? Кто в укромной норке от патрулей спрячется? Илияш!
И браконьер довольно засмеялся.
Станко смотрел, как он смеется, и некая мысль, которая давно уже бродила по краю его сознания, обозначалась все яснее и четче.
– Илияш, – сказал он наконец.
Тот прекратил смеяться:
– Что?
Станко собрался с духом:
– Хочешь заработать, Илияш?
Браконьер нахмурился:
– Что?
В костре лопнула толстая ветка, в небо ворохом посыпались искры.
– Проведи меня к замку, – Станко перевел дыхание, – проведи мимо ловушек, а я заплачу, как проводнику.
Илияш расхохотался. На крупных и белых зубах его играли блики от костра.
– Ох-хо… Ой, парень… Ой, насмешил… Да где ты такого дурака… Сыщешь, ха-ха… Такого дурня, чтобы через все ловушки к замку тащился?!
Он смеялся и смеялся, пока Станко не процедил сквозь сжатые зубы:
– Двадцать золотых.
Смех оборвался. Илияш замер, зажимая рот ладонью. Потом прошептал с благоговейным ужасом:
– Сколько?
– Двадцать, – сказал Станко твердо.
Илияш отодвинулся. Брови его сошлись, а рот неприятно искривился:
– Ну, парень… Зря я с тобой, видно… Кого ты ограбил, а? Купца на большой дороге? Убил, небось? – он вскочил, готовый бежать прочь. – Ты, вот что… У меня ничего нет, ясно? Я честный охотник, а не убийца!
На Станко волной накатила усталость. Наверное, действие чудесного напитка, к сожалению, закончилось.
– Я не убивал, – сказал он в огонь, – и не грабил. Я дом продал, корову, свинью, хозяйство… Все продал… А ты трясешься чего-то и ерунду городишь…
Илияш помедлил, будто прикидывая, можно верить Станко или нет. Бочком, бочком приблизился:
– Покажи.
– Что?
– Монеты покажи. Думаю, уж не врешь ли?
Станко, вздохнув, снял с пояса кошелек и вытащил тяжелую, позвякивающую пригоршню золота.
Илияш обомлел – в который раз за короткое время их странного знакомства.
Когда укладывались спать, браконьер спросил ни с того ни с сего:
– Ну, папа твой, значит, князь Лиго… А мама кто?
Неизвестно, слышал ли Станко его вопрос. Он свернулся калачиком, натянув куртку на голову, и сразу же уснул.
