– Будь моя воля, всех начальничков спустил бы вниз по Енисею в гробах, - добавил он. - И юпов за ними.
– Среди них попадаются, наверное, хорошие люди, - задумалась Нина.
– А хороших людей, - добродушно ответил Ашотик, - в хороших фобах.
Датчик движения опять барахлит, в прихожей темно. На самом деле прихожая - это полутораметровой ширины коридор, идущий из конца в конец блока. Два мужика, напившись пива, с трудом разойдутся, если одному в санузел, а другой возвращается оттуда. Моя комната - первая, и поэтому слабой мути от армированногсиоконца хватало, чтобы не споткнуться о пустые коробки из-под пива, в которых я держу одноразовую посуду. Ну, а в сканер я попаду с закрытыми глазами - палец дырку не пропустит.
Когда ставили жилблоки, выходов во дворик не имелось. Народ у нас шустрый, с ходу пробили лазы в пенобетоне, а там и двери появились. Кто соорудил небольшое крылечко, кому хватило и приступка. Но можно увидеть и глухие стены - сразу ясно, что блок или не заселяли, или там с давних пор живут угрюмые люди, неуверенные, что завтрашний день встретят на том же месте. Но вот, к примеру, я тоже не знаю, где встречу. Разве это повод зарываться в берлогу?
В клинья между блоками кто хлам свалит, а кто парничок поставит. Что там у него растет - никого не касается. С внешней стороны между торцами наварены прутья, а поверх сетка из нержавейки, не сунешься. К нам и не суются. Ворья здесь не любят, если поймают - прибьют, да так, что и в тюремные подвалы сажать будет некого. Могут и в реку скинуть.
Разогревать ничего не стал, по дороге перекусил у Нинки в «Чифане». У нее появилась новенькая девица на раздаче. Свеженькая, глазки блестят, недавно, значит, в городе. Подмигнешь - сразу начинает попкой вертеть. Налитой такой попкой, я бы даже сказал - задорной. Нинка пару раз глянула косо на меня, но даже не хмыкнула. Все правильно, я же молчу, как она с Серегой шлифует. Что было, то прошло, погуляли в свое время и забыли.
Достал из холодильной панели банку темного пива. Надувной диван слабо скрипнул, когда я упал на него и вытянул ноги. Сейчас пойдет новая серия «Принца Датского». Край пленки слегка отстал от стены, но мне лень вставать. Потом приклею. Надо купить рулон приличной пленки, у моей краски заметно сели, яркость никакая. Работает и ладно, осталась от прежнего жильца. Помню, в детстве у третьих или четвертых приемных родителей все стены были оклеены пленкой. У родителей мозги задвинулись на образовательных каналах, и мне покоя не давали, натаскивая с прицелом на школу для управленческой элиты.
Точно, четвертые. Мы жили в Лионе, в богатом старом доме с прислугой. Меня, десятилетнего оболтуса, тошнило от учебных программ, и я быстро наловчился перенастраивать декодер на развлекуху. Но эти гниды, оказывается, поставили в комнате точки наблюдения и поймали меня как раз в момент, когда я, раскрыв рот, смотрел закрытый немецкий канал. Пока дворецкий и повар крепко держали за руки и голову, добрые мадам и месье натирали мне рот и глаза мылом для вразумления. До сих пор, когда вспоминаю, глаза щиплет от досады. Ну, а я позаимствовал из школьной лаборатории масляной кислоты и плеснул им в спальню; Сейчас-то понимаю, что хорошее образование не помешало бы, но тогда я глупо радовался переводу в другую семью. Там за меня взялись всерьез, я немного подтянулся. На мои шалости смотрели сквозь пальцы и не наказали, даже когда застукали в кровати служанки. " Вскоре тесты показали, что мои инвестиционные индексы резко пошли вниз. Способностей никаких. Языки быстро усваиваю, но кого ими удивишь?! Нашел подходящий гипноканал - и через месяц лопочешь на любом. Да еще вворачивая такие обороты, которых не помнят и местные. Не используешь - забудется еще быстрее. Если же начал общаться, то скоро все вбитые в мозги слова и выражения сами собой выскакивают, словно всю жизнь провел среди местных. Какие-то шутки вылезают, цитатки из книг, которых не читал… А когда языки накладываются, то есть новый освоил, а старый еще не забыл, вообще потеха - брякнешь невпопад, а тебе и говорят: это из Мольера, это из Унамуно, молодец, мальчик, классику знаешь, уместно цитируешь.
Дело кончилось распределением по очередникам средних разрядов. Я оказался на юге Испании, прожил несколько лет в Кордобе. Веселая семейка обеспеченных инвалидов особо меня не тиранила. У них, кстати, я подучил язык жестов. После землетрясения девяносто второго года начались пиренейские беспорядки. Семейство Кинтано разорилось. Меня должны были распределить в новую семью. Но уже в глазах рябило от чехарды родителей, которые менялись, как на карусели. И я сбежал от юпов по пути в местное отделение «Счастливого детства». Неожиданно для себя просто взял и вышел из кабины подвески, когда двери начали закрываться, а сопровождающие пристегнулись. Перешел на встречную линию, вскочил в первую попавшуюся кабину, проехал немного и еще раз поменял маршрут. В спокойные времена поймали бы через час, а то и быстрее. Но в городах все еще пошаливали, регулярные службы неохотно отвлекались от дел, а выглядел я старше своих лет. И еще удачно стянул куртку работника коммунального контроля, так что на меня никто не обращал внимания. Пару раз прикидывался глухонемым.
Добрался до Барселоны, там примкнул к компании русских байкеров. Три месяца гоняли по европейским городам, язык выучил без всяких программ, жил не тужил, пока не попал в облаву под Прагой. Мне как раз исполнилось шестнадцать - сразу чип в плечо, и на общественные работы с принудительной учебой. Работы непотные, со временем я даже продвинулся в управляющие среднего звена - такая уютная ямка, в которой трепыхаются молодые честолюбцы, не прошедшие перинатальных тестов, или вроде меня, не оправдавшие инвестиционных ожиданий. Лет через двадцать есть шанс выбиться в статусные разряды, чтобы к старости заработать право на усыновление дотационно перспективного ребенка, если своего не завел и, конечно, если твой тебе же по карману. Иначе отберут.
Размеренная жизнь быстро утомила. Хватило трех лет тупой карьеры среди тупых карьеристов, чтобы во мне начали бродить опасные мысли о поджогах, взрывах и записи в клуб молодых политиков. И когда на сервисную станцию, которую я инспектировал на предмет энергосбережения, въехали байкеры, все прелести ухоженного быта мгновенно поблекли. Пока им меняли батареи, я подошел к вожаку и спросил, не слышал ли он, где в последний раз видели Диких охотников? Вожак вытаращился на мой офисный костюмчик, словно увидел воплощение своих детских кошмаров, помотал головой и позвал кого-то.
Через мгновение моя голова оказалась между могучими сиськами Клавы. Клавы, с которой руль о руль немало намотал по дорогам и дамбам, распугивая мирных горожан свистом моторов. У нее была кличка Огнемет, и характер такой же. После того, как я перевел дыхание от ее объятий, Клава рассказала, что Охотники разделились на две группы. Одна ушла на север, к Голландскому морю, по слухам, там начали всплывать дома, есть на что посмотреть. А куда ушла другая - не знает. Сама отстала из-за аварии, подлечилась и примкнула к Викингам. Однако здесь становится тесно, ребята хорошие, но скучные, без огонька, и она подумывает, не рвануть ли далеко на восток, а оттуда еще дальше, на север? Слово за слово, и через час я спустил все свои сбережения на мощный трехкиловаттный байк с новенькими батареями, через два - расчиповался у знакомого санитара. А через три дня мы проскочили таможенный кордон Западного Объединения и, как сказала Клава, вырвались на оперативный простор.
