со ссылкой на законы и постановления.
С двумя первыми Геннадий Васильевич не церемонился, это новичков повергали в смятение хлесткие обвинения в волоките, угрозы судом; старый Канцелярский Червь посмеивался, отписывая: "Мы внимательно ознакомились с вашей жалобой..." Пожалуетесь на отказ выше? Прекрасно! Там тоже чиновники сидят, на них тоже жалуются. В объяснительной записке Канцелярский Червь подкинет цитатки из писем с оскорблениями, с ругательствами. Ему же еще и посочувствуют соратники: на просителя по закону надо бы в суд подать за оскорбления, а он с ним нянчится, а о том, что тот по закону просит, и разговору не пойдет.
"Головоломки" - с ними главная работа, от нее Канцелярский Червь к сорока потерял половину волос, а к пятидесяти полностью облысел. Иногда такие жалобы придут, что даже начальник отдела за голову схватится: каждое слово - правда, и каждая просьба или претензия со ссылкой на параграф закона. Геннадий Васильевич любил щелкать такие "орешки". Щелкать их - высшая квалификация. Проситель на закон ссылается, а он ему: "На основании сложившейся практики мы вынуждены отказать" "А что это такое?" - наивно удивляются чиновники-новички. "Невозможность обеспечения всех Законом! - шутливо поясняет Канцелярский Червь. - Копченых колбас не хватает на всех, книг не хватает, значит, прав и законов тоже".
Но встречаются такие просители, которых, как опытных наездников, даже точным ударом не вышибешь из седла, они в открытом кулачном бою любого к стенке припрут. Как тут быть? Канцелярский Червь, достойный наследник своего клана, и здесь не станет переживать лишнего. Если проситель победно наступает, то жалобу надо "растащить" - разделить на несколько частей, на каждую ответят разные службы и так все запутают, что у жалобщика голова кругом пойдет, жаловаться на всех сразу? Но кому? Они из разных ведомств. Он выберет две-три жертвы, а те его жалобу снова "растащат".
"Ишь, какой ретивый, да мы его на конвертах разорим!" похохатывал Геннадий Васильевич, потирая сухие руки, к которым бумаги прямо-таки примагничивались, - умел он двумя пальцами пронести бумажку от Хозяина, начальника отдела, с такой изящной брезгливостью, словно напакостившего котенка, что все понимали: очередной проситель сделал ляп, чем разочаровал Канцелярского Червя, обожавшего острые письменные дуэли.
Да, он был заядлый дуэлянт! Имел достойных учителей, их фамилии вписаны золотом в Книгу Почета отдела. "В их времена работать было проще, - рассказывал Канцелярский Червь новичкам. - Проситель надоел, ты его на политику легонько свернешь и, глядишь, поскользнулся и под статью угодил. Учителям было проще!" Геннадий Васильевич, то ли вспоминая лица своих сослуживцев, то ли придавая больший вес словам, замолкал, - новички восхищенно смотрели ему в рот: вот он - последний из могикан, герой невидимого фронта, новички от безобидной повторной жалобы трепещут, как осиновый лист на ветру, а Канцелярский Червь почти полвека просидел на этом месте. Под настроение, за обеденным чаем, он рассказывал такие острые истории, что сослуживцы, тоже бывалые люди, удивленно прищелкивали языками, каждый виток жалобы походил на серию детективного фильма, умный жалобщик уже, казалось бы, клал на обе лопатки обессилевшего Геннадия Васильевича, но он изобретал такой ход, такую отписку, что жалобщик получал по носу и, посрамленный, откатывался на прежние позиции. А если учесть, что Канцелярский Червь вел борьбу не с одним хитроумным просителем, а с двадцатью-тридцатью сразу, то в глазах новичков он вырастал в Канцелярского Илью Муромца; за его спиной начальству жилось тихо и бесхлопотно. Канцелярский Червь мог придти к обеду, прогулять два часа в соседнем парке или развернуть газету и читать ее на глазах у начальства - никто слова не скажет, а вот новичок засмотрится в окно и тут же получит замечание.
Геннадий Васильевич мельком посмотрел на стопки писем, зевнул, прикинув, что буфет еще закрыт, а в парке кофе варят столь скверно, что лучше о нем не вспоминать. А ему хотелось чем-то порадовать себя, потешить. Конторская жизнь скупа на развлечения. Шаркнула дверь, вышел Сам с бумагой в руках; его золоченая оправа тревожно сверкала, он через весь отдел прошел к столу Канцелярского Червя и положил бумагу на сукно.
Затихли шумы и шорохи - бумагу принес Сам, а это не каждую неделю случается.
- Бывший прокурор написал, - вполголоса пояснил Сам Геннадию Васильевичу, хотя мог бы и не тратить слова. Канцелярский Червь по крючковатому почерку безошибочно угадывал юристов. Сам стоял рядом и не уходил, он был еще молод и боялся бумаг, как боятся воды не умеющие плавать.
Канцелярский Червь, не читая, скользнул глазами по письму и успокаивающе кивнул: сделаю. Что ему какой-то бывший прокурор, приходилось тягаться с бывшими начальниками главков, секретарями горкомов, тоже съевшими не одну собаку на бумажном деле, - слабаки! Они же изначально не верят в победу, им какая-нибудь полуграмотная старушка сто очков фору даст, поскольку по непосвященности верит в неминуемое торжество справедливости.
Сам, родственник начальника соседнего главка, не уходил.
- Бывший - он и есть бывший, - флегматично заметил Геннадий Васильевич. Попробуй объясни юноше, что такое старость, так и тут: неопытный опытного не разумеет.
- Закруглим, - неохотно обронил Геннадий Васильевич. Сам повеселел и ушел, а у Канцелярского Червя остался в душе горький осадок: вынудили изменить верному правилу, он бы отписал, а возмущенный жалобщик вышел из себя и... Прокуроры, и бывшие, и настоящие, тоже срываются. Теперь же Геннадий Васильевич пустит жалобу по нескольким инстанциям. Там коллективно стешут ей острые грани. Конечно, это не его уровень работы, но начальство, глупое ли, умное ли, есть начальство, оно как бородавка или чирей, на шее сидит и лучше его не трогать.
Канцелярский Червь приучил себя философски относиться к мелким служебным катаклизмам и не шибко переживал: ну, напишет вместо одной еще пару бумаг, рука не отсохнет. И наверное, этот день, начавшийся со странных ощущений встраивав, закончился бы банальным вечерним чаем и просмотром программы "Время", но перед обедом заглянул в отдел посторонний. Канцелярский Червь и другие старожилы почувствовали это кожей. Незнакомец растворил дверь шире и от порога бесцеремонно спросил:
- Кто здесь Геннадий Васильевич?
Канцелярский Червь раньше других понял: сквозь заградительный кордон прорвался посетитель. Геннадий Васильевич встал, наугад взял со стола несколько бумаг и устремился к двери. Да, это был испытанный, проверенный прием: уйти и раствориться в длинных светлых коридорах. Но посетитель загородил дорогу.
