Темнова забрали, Игнат на дальних балконных рубежах. Значит, именно он, Алексей, остался на боевом посту. Напряженно сглотнув накопившуюся во рту слюну, он стал еще прямее. Не от осознания своей значимости, а от неминуемого финала идеи.
Играла негромкая музыка, постепенно приглашенные разбивались на пары для первого танца. Танцевать толком никто не умел, зато вовсю обменивались номерам телефонов и именами в программах для мгновенного обмена сообщениями.
Император Всероссийский, и прочие, соответствующие ему звания, возвышался над толпой танцующих. Константин I был высоким мужчиной, тщательно выбритым и облаченным в мундир, отчетливо отдающим началом прошлого века. Не узнать его было невозможно, да это и не требовалось: мало кому могло взбрести в голову так вальяжно присесть на краешек трона (дань традициям, не больше, его специально вынесли из запасников Национального музея) и с мягким дружелюбным интересом изучать приглашенных. Серые внимательные глаза светились мудростью, хотя девятнадцатому императору было отроду немногих больше двадцати пяти лет. Он был молод и готов к новым свершениям, новым войнам, одну из которых блистательно завершил его отец, Николай III, новым любовным связям и новым контактам с сопредельными монархиями.
После трех исторических (тщательно отрепетированных) танцев гости распались по сторонам, образовав коридор. По нему медленно, держа в руках небольшую коробочку, проплыл немолодой мужчина в тщательно отглаженном смокинге с блестящими лацканами. Донеся свое величественное тучное тело до подножия трона, он встал на одно колено и заговорил:
— Я хочу преподнести Вам свой скромный подарок. Это кольцо, — здесь он воздел перед собой руки, демонстрируя открытую коробочку красного бархата, внутри которой матово поблескивала платина и солнечно ярко — золото, — я создал специально к этому знаменательному дню. Четыреста лет назад Ваш предок взошел на престол Российского царства, за все это время наша империя не потерпела ни одного поражения.
Не очень хорошо знающие собственную историю гости зааплодировали, прерывая ювелира, а император недовольно прищурился.
— Вверяя Вам это кольцо, этот символ власти, в коем есть и шапка Мономаха, и держава, и скипетр, и двуглавый орел, мы вверяем в Ваши руки наши души. Мы готовы верно следовать за Вами… — тут он поперхнулся, видимо, забыв подготовленную речь, но дело спас наушник, зашевелившийся в его волосах, — во всех Ваших начинаниях. Троекратное «ура» династии Романовых!
Грянуло «ура, ура, ура-а», причем громче всех старался Алексей, пристально наблюдающий за всеми гостями. Он чувствовал, что вот-вот, что-то непременно должно случиться.
Вручив императору коробку с кольцом, проследив, что подарок занял свое место на монаршем пальце, ювелир принял на грудь почетную награду и, кланяясь, пошел назад. Остановившись у столика с фужерами, он один за другим опустошил сразу два, после чего, не оборачиваясь к Алексею, шепнул одними губами:
— Контрольное время — две минуты, — после чего вышел из зала, задев эфес парадной шпаги. Алексей, то бледнеющий, то краснеющий, чувствуя, как оружие бьет по бедру, пытался сообразить, что же он должен сделать. Две минуты пролетели незаметно, не успел начаться следующий танец. Константин вскрикнул, рывком поднялся с трона и попытался стряхнуть с руки кольцо — то сидело прочно. В шапке Мономаха заработал, шипя, динамик, выплевывая страшные слова, заставившие гостей тут же заткнуться и напряженно вслушаться:
— …наступит время мира, но мир будет написан кровью. И когда два костра потухнут, третий костёр сожжёт пепел. Мало людей и мало вещей сохранится. Но то, что сохранится, должно будет подвергнуто новому очищению, прежде чем войти в новый рай земной…
Округлившимися глазами, все, как один, смотрели на страшно пророчествующее кольцо. Никто не знал, кому принадлежат эти слова, но была в голосе неведомая сила, мешающая пошевелиться. Император сдержал руку вытянутой, в ужасе глядя перед собой.
— И тогда я молюсь за этих людей, ибо они на Руси более всех нуждаются. И я молю за все семейство Романовых, потому что на них падет тень долга и затмения.
Кто-то попытался упасть в обморок. Раздалось негромкое шипение, и Алексей смог уловить краем глаза, как из-под новых стеклопакетов в помещение проникает сизый газ. Те, кто стоял ближе к окнам, похватались за носовые платки.
Алексей поспешно закрыл дверь и опустил тяжелый засов. Пикнул, вставая на место, электронный датчик. Пароля он не знал, поэтому был уже обречен, шагая среди обмерших гостей, пораженных мрачным голосом, к царю. Тот глубоко вдохнул и закашлялся.
— Знаете, я вас уважаю, — негромко сказал Алексей, вцепляясь холодными пальцами в эфес. — Вот только вы убьете всю нашу страну, если не прекратите эксплуатировать Урал. Мы все взлетим на воздух, первые трупы уже есть. Взгляните, они у вас за спиной. Среди них — моя сестра.
Константин нервно дернул головой, и этого мгновения Алексею хватило, чтобы выхватить шпагу и вонзить ее в императорскую грудь. На белом мундире появился красный огонек, стремительно расползающийся среди царских регалий.
Газ наполнял помещение, и Алексей, улыбаясь дышал полной грудью. Будь благославен тот, кто изобрел горчичный газ. Он будет умирать столько долго, насколько ему хватит трусости зажимать нос и дышать через платок. Лиля не боялась. Не боится и он. Рядом падали люди, вповалку, друг поверх друга. Алексей выпустил из руки эфес шпаги, оставшейся в груди Константина, и упал назад.
Новость об убийстве русского императора гремела на весь мир. На похороны собрались делегации со всех частей цивилизованного света, их пришлось размещать по всему Петрограду и Царскому селу (в зависимости от степени дружбы с той или иной страной).
Небольшая организация (чей глава тут же испарился, оставив после себя только вымышленную фамилию) под названием «Правоуралье», ратующая за то, чтобы ресурсы Урала использовались как можно меньше, дескать, это портит озоновый слой и природу Сибири, мгновенно объявили террористической и запретили. Их и раньше несколько раз шугали, выписывали штрафы «за противодействие императорской внутренней политике», но никто и подумать не мог, что горстка «зеленых» решится на столь дерзкое убийство. Кого смогли — арестовали, кого нет — объявили национальными преступниками. США, конечно же, всем им давали политическое убежище.
По газетам прошел слух, что вдова-императрица решила в связи со смертью мужа уйти в монастырь, но та, решив, что это слишком уж анахронично, уехала в Австро-Венгрию учиться в Венской Академии.
