— Простите, хозяин, не успел! — виновато промямлил Копачка. — Но я сейчас же займусь кулинарией.
— Погоди! Как, говоришь, называется эта штуковина?
— «Импульсный универсальный корректировщик действительности», ИУКД сокращенно.
— Понятно, значит, эта машина умеет исправлять ошибки и поломки. Умеет механизмы настраивать и регулировать. Этакий универсальный наладчик. Что ж, и в самом деле, похоже, ценная вещь.
— Хозяин, — прошептал Копачка. — Тут вы не совсем правы. Возможности корректировщика неизмеримо шире. Он корректирует, то есть улучшает, совершенствует не только механизмы и машины, но все, что угодно! Любую действительность! Любой материальный объект, каким бы сложным и чувствительным этот объект ни был. Более того, из технического паспорта видно, что этот прибор способен, правда в небольшом объеме, менять свойства самого окружающего мира.
— Копа! — строго сказал Степаныч, с некоторой опаской посматривая на универсальный корректировщик. — Надеюсь, ты не испытывал способности данного агрегата в этой области применения?
— Еще нет, хозяин, но, если вы разрешите, можно попробовать! — бодро ответил робот.
— Нет, нет, лучше не будем! Изменение действительности, как правило, ни к чему хорошему не приводит.
— Тогда, хозяин, не проще ли вам самому, пока я готовлю ужин, воспользоваться ИУКДом?
— Это еще зачем?
— Как же? Вы же собирались с сегодняшнего числа начать новую жизнь! Хозяин, вы достаточно самокритичны и всегда были недовольны собой и своим характером. Сама судьба дает вам великолепную возможность улучшить параметры организма, обновить и усовершенствовать свои системы, то есть, простите, я хотел сказать, вы сможете создать свой характер заново! Станете другим человеком! Помолодеете, наконец, телом и душой!
— Изыди на кухню, искуситель! Как-нибудь без тебя и твоих указаний разберусь, что мне делать.
Степаныч подождал, пока Копачка скроется за кухонной дверью, и в растерянности уставился на инопланетный агрегат.
— Ишь! Штуковина какая! — покачал он головой. — Неземная техника, универсализм, одним словом. И роботов, значит, исправлять может, и людей. Ей все едино. Однако…
«Попробовать, что ли? Вреда, наверное, и мне не будет. Копачка-то от этого корректировщика в восторге… А с другой стороны, — в нерешительности задумался Степаныч, — что хорошо для роботов, то не всегда подходит людям. И вообще, эксперименты сразу на человеке… Надо бы на мышах проверить, на кроликах… А уж потом, получив разрешение министерства здравоохранения и „добро“ от дирекции института…»
И тут он вспомнил свои вчерашние фельдмаршальские планы и мечты и покраснел.
— Тьфу! Ох, и размазня же я, — пробормотал Степаныч, — ни настойчивости, ни решительности, ни умения доводить задуманное и начатое до конца… А! Была не была, начнем новую жизнь.
Степаныч уже почти решился на эксперимент над собой и взял в руки инструкцию по эксплуатации корректировщика, но вновь появился Копачка и сообщил, что яичница с гренками готова, чай заварен и хозяину можно садиться за стол.
— Вот и славненько, — с облегчением вздохнул Степаныч, — откушаем, чайком побалуемся, а потом решим как лучше поступить.
И он пошел за Копачкой на кухню.
За столом Степаныч был задумчив, рассеян, поедал гренки и яичницу чисто машинально, даже не замечая что Копачка впопыхах вылил одно из яиц на сковородку вместе со скорлупой, и эта скорлупа теперь противно скрипела на зубах, крошилась и царапала язык.
— Что, хозяин, решились воспользоваться ИУКДом? Или пока раздумываете? — любопытствовал Копачка колдуя над кухонной плитой.
— Там видно будет… — бормотал Степаныч, наливая в чашку бульон. — С чем пирожки? Опять синтетика?
— Пирожки с капустой, хозяин. На третье какао с пирожными.
— Не хочу. Налей горячего чаю. Что-то у меня сегодня аппетит пропал. И поясницу ломит, и голова побаливает, и вообще…
— Вот. Вот. И я об этом же, хозяин, вам толкую, капитальный ремонт вашему драгоценному организму давно требуется. ИУКД — верное средство. Я же уже на себе проверил, лучше не бывает! Как заново изготовили, точно вчера с завода! Решайтесь, хозяин, решайтесь!
— Без тебя как-нибудь решу, что делать, — Степаныч со вздохом отставил тарелку и поднялся из-за стола.
В комнате он еще долго с сомнением разглядывал загадочный прибор, затем взял инструкцию и, поудобнее устроившись на диване, углубился в изучение.
Вскоре Степаныч убедился, что никаких особых сложностей в управлении ИУКДом нет. Требовалось сформулировать задание, указать, к какому сроку нужны требуемые изменения, и включить оперативную программу. Все остальное прибор, похоже, делал сам.
«Что ж, особых трудов от меня, к счастью, не требуется, — подумал Степаныч, — великое дело — техника. Была не была!»
Бодро вскочив с дивана, Степаныч уселся в кресло перед ИУКДом и нажал кнопку ввода задания:
— Хочу стать сильным, красивым, юным человеком. Да, еще обязательно, чтобы обладал несокрушимым здоровьем, — немного подумав, Степаныч добавил: — Хотелось бы и мыслительные способности развить в значительной степени… М-да. И волю, волю, вот чего у меня нет, так это силы воли, решительности, а эти вещи мне просто необходимы. Вроде бы все. Кажется, ничего не забыл. Ах, да — сроки исполнения! Ну, над этим долго думать не приходится — я, конечно, не Копачка, посложнее, но, наверное, месяца ИУКДу хватит.
И Степаныч, после минутного колебания, надавил на кнопку запуска оперативной программы и в следующее же мгновение пропали куда-то привычные очертания столь дорогого сердцу Степаныча холостяцкого жилища, исчез и сам ИУКД, и наш герой оказался в совершенно незнакомой ему обстановке. Он стоял в центре сравнительно небольшой, твердой и ровной площадки, огороженной высокими — метров десять, а то и все двенадцать — стенами из какого-то очень твердого серого камня.
Присмотревшись внимательнее, Степаныч обнаружил в стенах площадки две плотно закрытых металлических двери. И все… И никаких других сооружений ничего.
«Хорошенькая история, — подумал Степаныч. — Куда это меня занесло?»
Он попытался отворить одну из дверей, но как ни бился, как ни дергал за ручку, как ни надавливал на металл плечом — результатов не было. Так же основательно была заперта и вторая дверь. Даже сильнейшие удары Степаныча всем корпусом не давали ни малейшего эффекта — звук от ударов получался приглушенный, вязкий, точно там, за этими дверями, была все та же каменная, глухая поверхность стены.
«Выходит, я пленник», — уныло подумал Степаныч, но вдруг обнаружил рядом с одной дверью в стене правильный матовый четырехугольник экрана, и только было Степаныч задумался, к чему бы в глухой стене возник этот экран, как на экране вспыхнула надпись:
