А с пробуждением вновь начинались испытания, бег с препятствиями, дабы не быть съеденным, и бег за пищевыми продуктами, чтобы хоть немного насытить себя.
Обстановка же с каждым днем вокруг Степаныча менялась совсем не в лучшую сторону. Если первые дни и ночи были летними, теплыми, почти тропическими, то постепенно температура и дневная, и ночная стала понижаться на градус, на два… Похоже, неизвестные тренеры собирались еще и закаливать бедный организм Степаныча.
«Ах, только этого мне не хватало, — горестно размышлял Степаныч, — И как меня угораздило попросить у ИУКДа несокрушимое здоровье, теперь они из меня определенно какого-нибудь моржа сделают…»
И он не ошибся. Вскоре ему пришлось преодолевать водные преграды, бороться со стремительными потоками и нырять, и плавать, и спасаться от акул. Причем температура воды колебалась иногда в течение одного часа от двадцати — тридцати градусов до двух-трех.
Однажды Степаныча настолько доконали все эти тесты на сообразительность, чередующиеся с убеганием от диких животных и плаванием в ледяных водах, что он решил больше за жизнь не цепляться.
«Сожрут так сожрут. Чем так жить, пусть мною этот тигр закусит», решил он и сбавил темп, однако, когда тигриные когти изодрали в клочья куртку и почти до кости порвали правую руку, а от дикой, нестерпимой боли мутилось сознание, Степаныч вновь ощутил желание жить и в последнем, стремительном рывке прыгнул с обрыва в быстрый водный поток. И этот поток подхватил его, истекающего кровью, и ласково понес.
Когда на следующее утро к Степанычу вернулось сознание, осталось только воспоминание о сильнейшей боли, о ранах, но самих ран, и даже шрамов от них, на теле уже не было. То ли воды потока оказались столь живительными, то ли вся схватка с тигром померещилась Степанычу, этого он так и не понял, но отныне в поддавки уже не играл никогда. Если убегал от очередного чудовища, то изо всех сил, если гонялся за какой-нибудь вареной курицей, то со всем энтузиазмом, если решал задачку перед экраном, то как можно быстрее и самым коротким путем.
Так оно и шло.
И однажды наступил день, когда наш Степаныч вдруг почувствовал, что он уже не тот, что прежде. Он ощутил в себе новые силы и новые возможности, каждая клетка его тела излучала спокойную, уверенную энергию.
И Степаныч, возможно, впервые в своей жизни почувствовал вкус к борьбе, к этому бесконечному преодолению препятствий, к новым, неведомым еще сложностям существования. И он впервые, услышав звериный рык и отлично зная, что зверь идет по его следу, не показал спину очередному хищнику, а повернулся лицом к опасности и, отломив от старого дерева увесистый сук, пошел навстречу противнику.
И вот кончился месяц.
Однажды, решив перед очередным экраном новую математическую головоломку, Степаныч вошел в уже знакомый ему зал, с которого и начались его испытания и тренировки на сообразительность и выживаемость.
Он прошел в центр зала и, кое о чем догадываясь, плотно закрыл глаза. Когда же Степаныч соизволил открыть очи, то уже ничуть не удивился, обнаружив, что сидит в своей родной квартире в кресле перед ИУКДом, а с кухни доносится стук посуды и обиженное бормотание Колпачки:
— Что ни приготовишь, все не угодишь… То у него аппетита нет, то желудок побаливает. Нет бы ИУКДом воспользоваться, но куда ему… Все некогда…
— Эй, Копа, иди сюда! — приказал Степаныч. Копачка, услышав голос хозяина, ничуть не удивился вышел из кухни и остолбенел:
— Лучше не бывает! — провозгласил он. — Хозяин вас как заново изготовили! Точно вчера с завода! Воспользовались, значит, услугами прибора. Я же говорил лучше не бывает! Раз, и все!
— Ничего путного ты никогда не говорил! — спокойно произнес Степаныч, с заметным удовлетворением рассматривая свою помолодевшую, атлетическую фигуру в большом настенном зеркале. — Гм! Так сколько говоришь, весит этот Цербер, я имею в виду мужа Алины Викторовны? Какая у него убойная сила кулака?
На этот раз Копачка безмолвствовал.
— Ладно. Мы еще посмотрим… — добродушно усмехнулся Степаныч. — Давай-ка подумаем, что мы еще должны будем откорректировать в себе? — И Степаныч вновь уселся перед ИУКДом и в задумчивости посмотрел на ряды белых и красных кнопок.
Копачке стало ясно, что у хозяина появилось новое увлекательное занятие, и он, дабы не помешать размышлениям Степаныча, тихо вышел на кухню и плотно прикрыл за собой дверь.
