– Я беру или десять процентов или ничего. Но если я не беру ничего, тогда любое благо, которое я вам дал, вскоре исчезнет или обернется вредом.
– Ой, только не надо меня пугать! – высказалась Элиза и на секунду превратилась в сявку из подворотни. То, кем мы были, всегда остается с нами. То, кем мы были, никогда нельзя спрятать до конца. Пожалуй, в возрасте лет пятнадцати или шестнадцати она очень удачно залезла в постель к богатому негодяю и тот вытащил ее из грязи и подарил внешний лоск. Но сущность осталась той же.
Какими бы деньгами она ни ворочала сейчас, все равно она останется мелкой шпаной, вульгарной курицей в золотой клетке самомнения.
Она проводили меня к воротом.
– Да, по поводу вреда… Если вы попытаетесь причинить вред…
– Это не я. Это закон возмездия, одинаковый для всей вселенной. Я тут ничего не могу сделать.
– Хорошо. Если ваш закон возмездия попробует причинить нам вред, то мы заставим вас весь этот вред исправить. Подумайте над этим и поколдуйте там у себя дома, на досуге. Молитесь кому вы там молитесь, чтобы для вас все закончилось хорошо. Или вы все-таки возьмете деньги?
– Нет.
– Тогда я их рву. Вот так. Что теперь?
– Порвите их еще раз.
Она разорвала три банкноты на мелкие клочки.
– Что теперь?
– Не знаю, что теперь, – ответил я, – это впервые в моей практике. Но закон возмездия вы обманули. Это точно. Честно говоря, мне понравилось. Это был высокий класс. Вы рвали их от души и без малейшего сомнения. Я бы так не смог.
Последние мои слова были приемом техники безопасности. Когда женщина начинает выходить из себя, ей нужно льстить, особенно, если эта женщина зла, злопамятна и имеет хотя бы какую-то власть. Надеюсь больше не встречаться с этими людьми.
Я шел домой. Темнеющее небо прочерчивали грациозные летучие мыши. Одна из мышей сбросила жука прямо на мое плечо. Поделилась добычей с собратом. Есть в этих тварях что-то потустороннее. Как и во мне. Тьфу.
Облака лежали, красные, белые и фиолетовые, лежали с таким видом, будто им вообще нет дела до земли. Они просто купались в свете и наслаждались игрой красок. Было в них нечто абсолютное. То же самое было во всех больших и во всех маленьких вещах: в далеких высоких домах на горизонте; дома прокалывали синий воздух спицами огоньков; в словах, которые доносятся издалека, хотя сказаны тихо; в самой тишине, которая звучит стерео, в которую вплавлены все мелкие звуки будто в глыбу зеленоватого стекла; в моих шагах и в травинке под ногой; в запахе цветов и в шуме воздуха, вдыхаемого через ноздри, воздуха наполненного цветами. Абсолютное было в природе и было во мне, но его совершенно не было в людях, изредка попадавшихся по пути. Вот какой-то еврейский мальчик вырывает пиджак у мужчины, с виду полного пропойцы, вот масляная рожа сидит за столиком, вот беседуют две подруги, выхоленные и глупые как фламинго, вот идут просто люди и ничего иного про них не скажешь. Они просто люди и просто идут, они не принадлежат спокойствию вечера, они напоминают заводных кукол, которые умеют делать двести разных простых вещей и пружина заведена лет на семьдесят. Не более того. Я не похож на них.
Я всегда был не похож на них. Я иной крови. Если бы мне сказали, прямо сейчас, что я марсианин, я бы не удивился. Хотя нет, я родился здесь; этот вечер родной для меня. Я люблю землю во всех ее деталях, мелких и больших, хороших и не очень. Я люблю все, в чем звучит мелодия абсолютного, потому что она звучит и во мне. Но я не люблю людей, по крайней мере, большинство людей.
Не люблю, потому что они конечны, как математический отрезок. Они одномерны, что бы они о себе ни мнили. Настоящих людей, похожих на меня, я встречал очень редко – и они как раз не были полностью людьми. Только людьми. В них было нечто космическое. В них не было дна и не было стен, как нет и во мне.
Я с детства страдал от своей непохожести. Трудно сказать, в чем она выражалась, она просто была, ее нельзя было выразить в словах, но окружающие ощущали ее сразу же, шестым чувством. Я был чужаком всегда и везде, в любом стаде и в любой стае. У меня были приятели, но не было друзей. Я не выделялся ни талантами, ни успехами, но каждый кретин пытался меня обидеть, так, будто я оскорблял его своим существованием. Во всех компаниях меня быстро вычисляли и начинали сторониться. Я ни разу в жизни не встретил родственную душу – хотя видел издалека подобных мне и даже сталкивался, но как-то по касательной. А женился лишь от тоски и потому, что стал сам себя считать ненормальным.
Развелся, когда убедился, что ненормальны они, а не я. Я всегда знал, что способен на нечто большое, даже на великое. На великое открытие, например. На великое деяние. На великую аферу. Способен на что-нибудь абсолютное.
– Почему вы зажгли свечу?
– Я не люблю электричества, – ответил я.
– Да, я понимаю, мистика требует обстановки.
Ну надо же, он понимает.
– Никакой мистики, только физиология. Мои глаза устроены так, что темнота им приятна. Я предпочел бы посидеть бы вообще без света. В темноте становишься откровеннее. Ты же хотел мне что-то сказать?
Странный посетитель поджидал меня прямо у дверей квартиры. Кто-то дал ему мой адрес. Он заявил, что дело столь важное, что я просто обязан его впустить.
Многие так думают. Если у них проблема, то я им что-то обязан. Сначала я решил его прогнать, но потом он мне понравился. Он был маленького роста, очень юн, с совсем детскими усиками и детской наивностью в голосе. Жуткий романтик, не имеющий представления о реальности.
– Мне говорили, что вы можете все, – заявил он.
– Не все. Я не могу нарушать законов природы. Они для меня так же святы, как уголовный кодекс для прокурора.
– Так, значит, вы ничего не можете.
– Ну как сказать… В свое время я научился делать вещи, которые стоит назвать чудесами. Если я делаю заклинание и в этот момент стол взлетает в воздух – что это, телекинез или магия? Это просто чепуха. Стол не может взлететь в воздух от заклинания, потому что при этом нарушатся все физические и математические законы нашей вселенной. Но если я произношу заклинание, призывающее дождь и действительно начинается дождь, то это не противоречит никаким законам. Это просто удачное, невероятно удачное совпадение. А совпадения не запрещены. Можно произнести заклинание, от которого у твоего врага случится сердечный приступ, а можно такое, от которого прекрасная дама воспылает к тебе любовью, можно и такое, от которого твой босс решит повысить твое жалование. Поэтому заклинанием можно убить, а можно заработать деньги.
Можно сделать и многое другое, не нарушая при этом ни одного закона природы.
