Я задумался. Сначала я прикинул самый неприятный вариант — что будет, если я попаду в сознание младенца Адольфа? Что скажу ему? О чём буду талдычить день и ночь, чтобы он вырос нормальным человеком? Как буду усмирять его страсти? Как сумею убедить продолжить заниматься живописью и не лезть в политику? А вдруг ему сильно не понравится то, что говорит его внутренний голос? А что, если я разовью в нём паранойю, и он станет совершенно неуправляемым психопатом? А может, кто-то уже старался его изменить? И даже не раз? Почему среди тиранов столько психов? Быть может, это объясняется как раз неудачными попытками изменить историю?
Если же я вселюсь в кого-то другого, в хозяина гостиницы или полицейского, то как сумею внушить обладателю моего сознания, что этот младенец — чудовище? Ведь не убьёт же хозяин «У померанца» или дежуривший неподалёку полицейский новорожденного ребёнка только потому, что в голову взбрела неожиданная мысль. Мысль о том, что когда этот ребёнок вырастет, то уничтожит миллионы людей? Да и сам я — смогу ли так думать в тот самый момент? Предположим, я сумею заставить обладателя моего сознания познакомиться с Алоисом и Кларой Гитлерами, сойтись с ними поближе, подружиться, стать своим в доме, контролировать детство, юность, молодость Адольфа, подстеречь тот момент, когда необходимо будет сделать тот самый роковой шаг… убить его… А может, обойдётся — удастся увести Адольфа за границу, найти меценатов, сделать из него известного художника, звезду мировой величины. Это ли не вариант?
И тогда, Бог даст, не будет войны. И не погибнут миллионы. Что-то будет, но совсем иначе. Может быть, даже хуже, кто знает. А может, и наоборот. Но в любом случае мои родители не познакомятся — именно война свела их в своё время вместе в один город. И не будет меня, любимого. Впрочем, собой я могу пожертвовать, это не страшно, во всяком случае, попытаться можно. Но ведь тогда не познакомятся и родители моей жены. И она не родится. И у нас с ней не будет Вовки. И закадычного друга Петра в этом мире тоже не будет. И большинства тех, кто сейчас живёт.
Останется старшее поколение. Вы можете себе представить, что наши старики есть, а нас при этом нет, и никогда не было? Мир тот же и не тот одновременно. Назовите его, если хотите, альтернативным, но какой же он альтернативный, если в нём останется моя мама. Она будет самой собой, а не собственной копией. И она выйдет замуж за неизвестного мне человека, и у неё родится сын, а может, дочь. Мои брат и сестра. Я могу дать им жизнь. Я могу дать жизнь миллионам. Отняв её у тех миллионов, что живут сейчас. Чем я тогда лучше Гитлера? Обыкновенный самодур с комплексом Бога.
— А кто-нибудь соглашался попробовать изменить историю? — спросил я Сергея.
— Конечно, — ответил он печально. — Я сам изменил её однажды, теперь хотелось бы вернуть всё, как было прежде.
Мы долго ещё разговаривали. И, знаете, это противоречит всему, что я до этого написал, но я согласился. Мир, из которого пришёл Сергей, мне понравился больше нашего, хотелось бы, чтобы он стал таким, как прежде. В этом мире не было Второй Мировой. Обошлось. Конечно, не всё в этом мире гладко. И Европа выглядит несколько иначе, чем сейчас, но что с того? В мире до сих пор мир. Сейчас я сижу у Сергея в комнате и читаю учебники истории. Завтра я отправляюсь в путь, в прошлое. А когда вернусь, опишу своё путешествие. Об этом будет третья часть рассказа. Я назову её «Рождение нового мира».
