— Только то, что на мне.
— Завтра достанем тебе новую одежду. Та, что на тебе, так грязна, что ее и стирать не стоит.
— Слушай, — сказал он отчаянно. — Я, наверное, устроюсь в парке.
— Прямо на земле? Почему?
— Э-э, я как-то больше уж привык так, а не в домах… Но ты, Линда, не беспокойся. Если буду нужен — я рядом.
— Нужен? Для чего?
— Ты только свистни.
— Чушь, — твердо сказала Линда. — Ты мой гость и останешься здесь. Выметаемся отсюда: я собираюсь заняться обедом. Вот черт! Забыла раковый суп.
Она подала обед, приготовленный из консервов, но с большой выдумкой. Стол был сервирован изысканным фарфором Фарницетти и датским столовым серебром. Еда была девичья, и Майо, пообедав, остался голоден, хотя и промолчал из вежливости. Он слишком устал, чтобы, придумав убедительную причину, отлучиться и заправиться чем-нибудь более основательным. Он доплелся до кровати, вспомнил, что туфли надо переодеть, зато начисто забыл про покрывало.
Утром его разбудило громкое кряканье и хлопанье крыльев. Вскочив с кровати, он подбежал к окну и обнаружил, что всех уток разогнало нечто, издали похожее на красный мячик. Не без труда прогнав остатки сна, он понял, что это купальная шапочка Линды. Потягиваясь и зевая, Майо поплелся к пруду. Линда издала жизнерадостный визг, поплыла к берегу и выбралась из воды. Кроме купальной шапочки на ней не было ничего. Капли и брызги так и летели от нее, так что Майо даже попятился.
— Доброе утро! Выспался?
— Доброе. Еще не понял. Всю ночь в спину упирались какие-то рейки. Ух, вода, видать, холодная. Ты вся в пупырышках.
— Вода изум-мительная! — она стянула шапочку и тряхнула волосами. — Где полотенце? А, вот оно. Ныряй, Джим! Получишь огромное удовольствие.
— Не люблю, когда холодно.
— Не будь размазней!
Удар грома расколол утреннюю тишину. Майо в изумлении глянул в чистое небо.
— Что за черт? — сказал он.
— Тихо, — скомандовала Линда.
— Похоже на сверхзвуковой самолет.
— Вот оно! — крикнула Линда, указывая на запад. — Видишь?
Один из небоскребов Вест-Сайда удивительным образом сминался, погружаясь сам в себя, словно складной стаканчик, и извергая из своих недр ливень кирпичей и карнизов. Обнажившиеся балки дрожали и гнулись. Мгновением позже они услышали грохот.
— Ох ты, вот так так… — потрясенно прошептал Майо.
— Упадок и Разрушение Имперского Города [1]. Привыкай. И все же окунись, Джим. Я принесу полотенце.
Она вбежала в дом. Он сбросил шорты и носки, но когда Линда вернулась с огромным купальным полотенцем, Майо все еще стоял на берегу, с несчастным видом пробуя воду ногой.
— Жутко холодно, Линда, — пожаловался он.
— Разве ты не принимал холодный душ, когда был борцом?
— Я? Только горячий. Кипяток.
— Джим, если ты будешь так и стоять столбом, ты никогда не решишься. Посмотри, ты уже дрожать начинаешь. Это что у тебя на поясе, татуировка?
— Что? А, ну да. Это питон, в пять цветов. Он обвился вокруг меня, видишь? — он гордо повернулся, демонстрируя питона со всех сторон. — Заполучил его в армии. В Сайгоне, в шестьдесят четвертом. Азиатский питон. Элегантно, а?
— Больно было?
— Вообще-то нет. Кое-кто треплется, что татуировка — это китайская пытка, но это они просто пускают пыль в глаза. Разве что щекотно.
— Ты служил в шестьдесят четвертом году?
— Так точно.
— Сколько тебе было лет тогда?
— Двадцать.
— Значит, сейчас тридцать семь?
— Тридцать шесть, тридцать седьмой.
— То есть, ты поседел раньше времени?
— Надеюсь.
Она внимательно оглядела его.
— Знаешь что? Если все же решишься, постарайся не намочить волосы.
И побежала назад в дом. Майо, устыдившись своей нерешительности, заставил себя прыгнуть «солдатиком» в пруд. Когда Линда вернулась, он стоял по груди в воде и плескал водой на лицо и плечи. Линда принесла табурет, ножницы и гребешок.
— Разве не чудесно?
— Нет.
Она рассмеялась.
— Ладно, вылезай. Хочу тебя постричь.
Он выбрался из пруда, вытерся и покорно сидел на табурете, пока она его стригла.
— Бороду тоже. Хочу увидеть, как ты выглядишь на самом деле.
Он состригла бороду до такой степени, чтоб ее можно было сбрить, оглядела творение своих рук и удовлетворенно кивнула.
— Очень мило!
— Да ладно! — он покраснел.
— На плите бак горячей воды. Иди брейся. Одеваться не трудись. Мы достанем после завтрака новую одежду для тебя, ну а потом… Потом — рояль!
— Не могу же я идти по улицам голый — он был шокирован.
— Не говори глупостей. Кто тебя увидит? Быстренько!
Они подъехали к универмагу «Аберкромби и Фитч» на угол Мэдисон Авеню и Сорок Пятой стрит. Майо был скромно опоясан полотенцем. Линда сообщила, что в этом магазине она многолетний клиент, и продемонстрировала кипу накопившихся за эти годы долговых расписок. Пока она, взяв дело в свои руки, пошла за покупками, Майо внимательно их изучал. К тому времени, когда Линда вернулась, нагруженная одеждой, вернулась, он почти успел потерять самообладание.
— Джим, я принесла чудесные мокасины из лосиной кожи, охотничий костюм, шерстяные носки, и матросские блузы, и…
— Постой, — перебил он. — Ты знаешь общую сумму своего долга? Почти тысяча четыреста долларов.
— Неужели? Сперва примерь шорты. Они непромокаемые.
— Ты, видно, рехнулась, Линда. На что тебе сдался весь этот утиль?
— Посмотри, носки не малы? Какой утиль? Я брала только самое необходимое.
— Да ну? К примеру… — он перебрал пачку расписок. — К примеру: «Подводная маска с очками из плексигласа, одна, девять девяносто пять»? Это зачем?
— Чтобы видеть под водой, когда буду чистить пруд.
— А «Комплект столовых приборов из нержавеющей стали на четыре персоны, тридцать девять-пятьдесят»?
— На случай, когда я ленюсь и не хочу кипятить воду. Нержавеющую сталь можно мыть холодной водой. Ох, Джим, ты только посмотри в зеркало, — восхитилась она. — Ты просто романтический герой, прямо охотник на львов из рассказов Хэмингуэя!
Он покачал головой.
— Не понимаю, как ты будешь выбраться из долговой ямы. Надо следить за своими тратами, Линда. Может, лучше забыть о рояле, а?
— Никогда, — упрямо сказала Линда. — Неважно, сколько он стоит. Рояль
— это капиталовложение на всю жизнь. Это всегда окупается!
В выставочных залах «Стейнвея» Линда то путалась под ногами и суетилась, не в силах противостоять азарту, то была на удивление деловой. После бесконечного дня, после изматывающих «Ну-ка, взяли! Ну-ка, еще раз!», сооружения сомнительных с инженерной точки зрения конструкций из аварийных блоков и рычагов, после марш-броска с разваливающейся тележкой по Пятой Авеню, они, наконец, водворили рояль в гостиную. Майо в последний раз попытался качнуть рояль, убедился, что тот стоит прочно, и, обессиленный, опустился на пол.