Питер тщательно записывал все запоминающиеся фразы, сказанные их героями, а затем внимательно наблюдал за тем, как часто эти фразы появляются в самых различных местах. Такое случалось не со всеми фразами, но большинство из них повторялись то тут, то там, а некоторые даже выплывали в центральных дискуссиях престижных сетей.
— Нас читают, — любил повторять Питер. — Наши идеи потихоньку просачиваются.
— По крайней мере, фразы.
— Это и есть основной показатель. Посмотри, мы действительно оказываем некоторое влияние. Никто пока не называет наших имен, но они обсуждают поднятые нами вопросы. Мы уже участвуем в формировании повестки дня. Скоро и сами мы выйдем туда.
— А так ли уж необходимо попадать в главные дебаты?
— Конечно, нет. Подождем, когда нас пригласят.
Они занимались всем этим всего около семи месяцев, когда одна из сетей западного побережья прислала Демосфену приглашение вести одну из недельных колонок в весьма престижной информационной программе.
— Я не в состоянии выполнять работу такого объема за недельный период, у меня и месячного-то периода еще нет.
— Эти два друг с другом не связаны, — сказал Питер.
— Для меня связаны. Ведь я еще ребенок.
— Напиши им, что согласна, но не хочешь называть своего настоящего имени. Пусть расплачиваются с тобой компьютерным временем. И дадут тебе новый код доступа через свой корпоративный вход.
— Поэтому, когда правительство меня выследит…
— Ты будешь всего лишь персоной, подключенной через их канал. И гражданский вход отца не будет задействован. Единственное, чего я не могу понять, почему первым пригласили Демосфена, а не Локка.
— Настоящий талант всегда пробьет себе дорогу.
Как игра это было весьма забавно. Но Вэлентайн не нравились некоторые взгляды, которые под прямым нажимом Питера отстаивал Демосфен. Он стал быстро превращаться в параноидального противника Варшавского Договора. Это не давало ей покоя, так как именно Питер знал, как лучше всего использовать страх, и ей приходилось все время обращаться к нему за идеями. В то же время Локк вел себя как выразитель ее собственных весьма умеренных и сострадательных взглядов. В каком-то смысле, это было правильно. Ведь изображаемый ею Демосфен также обладал некоторым ее состраданием, а Локк Питера мог иногда умело сыграть на страхах людей. Но основная цель Питера была в том, чтобы сохранить ее непреодолимую зависимость от него. Она не смогла бы сейчас просто уйти от него и использовать Демосфена в своих собственных целях. Она просто не в состоянии это сделать. Но и он, со своей стороны, не смог бы писать за Локка без ее помощи. Или смог бы?
— Я думала, что ты хочешь сплотить людей всего мира. Но если я буду писать так, как, по твоему мнению, я должна писать, я буду просто заниматься развязыванием войны против Варшавского Договора.
— Не в войне дело, а в том, чтобы добиться открытия всех сетей и запретить перехват информации. Добиться свободного обмена информацией и соблюдения прав Лиги.
Неожиданно для себя Вэлентайн вдруг заговорила голосом Демосфена, хотя то, что она сказала, едва ли могло быть его идеями:
— Каждому известно, что с самого начала Варшавский Договор рассматривался как некое целое, когда дело касалось вышеназванных правил в отношении информации. Международный поток информации все еще свободен. Но между странами внутри Варшавского Договора все эти вопросы решаются на внутреннем уровне. Вот почему они согласились на главенствующее положение Америки в Лиге.
— Но ты говоришь, как Локк. Поверь, Демосфен должен призывать к тому, чтобы Варшавский Договор как можно скорее потерял свой официальный статус. Ты должна сделать очень сердитыми как можно больше людей. А потом, когда ты наконец поймешь необходимость компромисса…
— Они перестанут меня слушать и отправятся воевать.
— Вэл, поверь, я знаю, что делаю.
— Откуда? Ты нисколечко не умней меня, и тебе еще никогда не приходилось делать ничего подобного.
— Мне тринадцать, а тебе всего десять.
— Почти одиннадцать.
— И я знаю, как такие вещи делаются.
— Ладно. Будь по-твоему. Но я не буду писать весь этот бред про свободу или смерть.
— Будешь.
— И когда-нибудь, когда они до нас доберутся, им будет интересно узнать, почему твоя сестра была такой кровожадной. Могу поспорить, ты им скажешь, что это ты приказал мне.
— А ты уверена, что у тебя еще нет месячных, маленькая женщина?
— Я тебя ненавижу, Питер Виггин.
Но больше всего Вэлентайн раздражало то, что, как только ее колонка стала появляться в некоторых других местных информационных сетях, отец начал ее читать и постоянно цитировать за столом.
— Наконец-то появился человек с мозгами, — говорил он. И затем принимался зачитывать самые ненавистные ей пассажи. — Совсем неплохо работать с этими русскими гегемонами, когда вы со всех сторон окружены чужаками. Но как только мы с помощью этих русских одержим победу, я не вижу почему бы половине культурного человечества не превратиться в рабов другой половины, а ты, дорогая, что об этом думаешь?
— Мне кажется, что ты слишком серьезно к этому относишься, — сказала мать.
— Мне нравится этот Демосфен. Нравится, как у него ворочаются мозги. Удивляюсь, почему он до сих пор не выходит в главные сети. Знаешь, я пытался отыскать его в дебатах по международным отношениям и выяснил, что он никогда в них не участвовал.
Вэлентайн расхотелось есть, и она поднялась из-за стола. Выждав необходимое время, Питер тоже покинул столовую.
— Значит, тебе не нравится лгать отцу, — сказал он. — Ну и что из этого? Ты и не лжешь ему вовсе. Ему и в голову не может прийти, что Демосфен — это ты, и Демосфен не говорит ничего такого, во что бы ты сама верила. Отсюда логически заключаем, что ты невиновна во лжи.
— Это как раз та самая логика, которая делает Локка настоящим ослом.
На самом деле, больше всего ее беспокоило не то, что ей приходилось лгать отцу, а то, что отец полностью был согласен с Демосфеном. Она думала, что только идиоты могут разделять его взгляды.
Через несколько дней Локк получил приглашение от одной из инфосетей в Новой Англии. Ему было сделано предложение выступать в качестве оппонента Демосфена в одной из популярных рубрик.
— Совсем неплохо для двух ребятишек, которые не насчитают на двоих и восьми волосков на одном интересном месте, — прокомментировал Питер.
— От писания статеек для сетей до мирового господства еще очень долгий путь, — поспешила напомнить Вэлентайн. — Такой долгий, что еще никому не удавалось его преодолеть.
— Мы будем первыми. А если нет, то хотя бы получим моральное удовлетворение. В своей первой же статье я разнесу Демосфена в пух и прах.
— Ну и что? Демосфен собирается вообще не замечать, что на свете есть какой-то там Локк. Никогда.
— Это пока.
Итак, для оплаты сетевого времени им сейчас вполне хватало денег, которыми с ними расплачивались за их интеллектуальную полемику, а выходом отца они пользовались лишь для отправки посланий от третьих лиц. Мать с тревогой отмечала, что они стали тратить слишком много времени на работу в сетях.
— Одна работа и совсем мало развлечений сделали Джека занудой, — часто напоминала она Питеру.
Питер старался, чтобы его руки чуть-чуть дрожали, когда он ей отвечал:
— Если ты думаешь, что мне пора прекратить, я думаю, что сейчас я уже смогу держать себя в руках, да, наверняка смогу.
— Нет, не надо, — говорила мать. — Не надо прекращать. Просто будь осторожен, и это все.
— Я осторожен, мама.
Прошел год, все было по-прежнему, ничего не изменилось. Эндер был вполне в этом уверен, но все же, все стало гораздо тяжелее. Он все еще занимал лидирующее положение в таблице, и сейчас уже никто не сомневался в том, что он это заслужил. В возрасте девяти лет он командовал отделением в армии Феникса, и его командиром была Петра Аркания. Он все еще руководил вечерними тренировками, которые теперь посещались элитной группой солдат, назначаемых их командирами, хотя на них мог приходить и любой желающий запускник. Алаи тоже был командиром отделения, но в другой армии, и они оставались хорошими друзьями. Шэн оставался солдатом, но это не создавало между ними препятствий. Динк Микер в конце концов согласился принять под свое командование армию Крысы, сменив в этой должности Задери Носа. Все было прекрасно, просто здорово, лучшего и желать нечего.
«Но почему я так ненавижу свою жизнь?»
Он освоил все ступени подготовки и игр. Ему нравилось учить мальчиков своего отделения, и они охотно ему подчинялись. Он чувствовал всеобщее уважение к себе, а солдаты вечерней группы его почитали. Командиры приходили, чтобы ознакомиться с тем, что он делает. В столовой у него просили разрешения сесть за один с ним стол. И даже отношение учителей было уважительным.
