- Но я все-таки дожил до этого дня. Она стиснула его в объятиях.
- О Вселенная! Как же я скучала по тебе, Вилф. - Она долго молчала, словно перебарывая себя, и наконец сказала, прикусив губу:
- Ты все еще любишь меня теперь, когда все так изменилось? - И умолкла, словно боясь говорить дальше.
- Ты хочешь сказать - когда у тебя появился ребенок?
- Ну да, конечно. - Она повернула голову так, чтобы снова посмотреть ему в глаза. - У меня теперь появилась новая, очень важная часть, и она скорее всего просуществует столько же, сколько и я. Сможешь ли ты смириться с этим?
У Брима что-то сжалось внутри, неожиданно для него самого. Здесь, в этой комнате, он не мог ответить на вопрос Марго так, как мог бы сделать это в другом месте. Весь последний год он много думал о ее материнстве и знал, что способен это принять. Но сейчас? Он умоляюще воздел руки.
- Я не знаю, Марго, - с болью выговорил он. - Я никогда не думал о твоем сыне с этой точки зрения.
- Тебе придется подумать, Вилф. - Она мягко высвободилась из его объятий. - Я пыталась высказать тебе это в письме, которое взялся передать Онрад. Но мне, наверное, не удалось.
Брим разглядел ее наряд: белая шелковая блузка, черная бархатная юбка и сапожки на высоких каблуках. Ее светлые волосы были уложены в пышную прическу, шею украшала нитка жемчуга. Выглядела она, как всегда, потрясающе.
- Наверное, я прочел в твоих словах то, что мне хотелось, - сознался он, а не то, что хотела сказать ты. - Он подвел ее к банкетке, они сели и погрузились в молчание, которое длилось, казалось, целую вечность. Наконец в голове Брима сложился простой вопрос, точно отражающий суть ее проблемы. Послушай - а знаю ли я хоть немного эту новую Марго?
- Это честный вопрос, Вилф. - Она снова посмотрела ему в глаза:
- Я отвечу тебе: отчасти да. Но только отчасти.
- Ты все еще любишь меня? - спросил он.
- Больше, чем когда-либо, - так мне кажется. - Марго улыбнулась и нахмурилась одновременно, как умела только она. - Но Редьярда я тоже люблю. По-другому, конечно. Важно понять, что свою привязанность к нему я черпаю не из какого-то "любовного резервуара" внутри. Это нечто большее - сверхчувство, если хочешь. - Она бросила на Брима умоляющий взгляд. - Ты хоть что-нибудь из этого понимаешь?
Брим подумал немного. Да, он понимал - быть может, потому, что очень этого хотел. Он не мог понять одного: какие чувства он сам испытывает к этому ребенку. Он содрогался при мысли о том, какое действие оказал на него ребенок Рогана Ла-Карна еще задолго до своего появления на свет. Брим взял Марго за руку.
- Что ж - начнем все сначала? Я хотел сказать... - Он потряс головой, не находя слов.
- Не знаю, - с грустной усмешкой ответила она. - И даже не очень понимаю, что это значит - начать все сначала. Может, мне раздеться прямо сейчас?
Брим перевел дух, ощутив знакомое возбуждение.
- Пожалуй, не помешало бы. Во всяком случае, это всегда нам помогало - до той самой ночи...
- Вилф, - тихо засмеялась Марго, приложив мягкую руку к его щеке, - забудь о той ночи в Авалоне. Твоей вины в этом не было - ведь на тебя тогда ополчилась вся Вселенная. А на этот раз, - печально добавила она, - дело и вовсе не в тебе. Дело во мне. По-твоему, мы сидели бы здесь вот так, будь я прежней? Уж ты-то должен знать, что нет. Мы бы уже шумно трахались на этой самой банкетке - и плевать мне было бы, кто там подглядывает за нами через шпионские глазки.
- Это значит, что ты больше не хочешь меня? Марго вздохнула:
- Мне кажется, это не те слова, Вилф. Я чувствую себя почти так, будто мы только что кончили и я расслабилась после хорошего, долгого оргазма. Наверное, голова у меня все еще занята другим, и это не слишком способствует.., ну.., продолжению нашего прежнего романа, когда мы могли пролететь полгалактики, чтобы провести вместе одну ночь. Ты хоть что-нибудь понимаешь из того, что я пытаюсь сказать тебе, Вилф?
Брим нежно обнял ее за плечи.
- Да нет, вряд ли.
- Но ты переживешь это, правда?
- Не уверен, - нахмурился он, удивившись собственным словам. Что-то очень сильно изменилось с той ночи в его убогом жилище - но он так и не смог определить, что же именно, а может быть, и не хотел.
- Ч-что же тогда с нами будет? - испугалась вдруг Марго.
- Да то, что мы сами захотим, - ответил он, снова подивившись полному отсутствию эмоций в себе, и взял ее руку в свои. - Лишь бы только я продолжал любить тебя по-настоящему - а ты меня, Марго. Мне кажется, нам остается одно: ждать. Когда-нибудь мы снова будем вместе.
Марго порывисто обвила его руками.
- Ты правда так думаешь, Вилф? Правда?
- Когда-нибудь я докажу тебе это, Марго. Но ты сама скажешь мне, когда это время придет. - Он пристально посмотрел ей в глаза. Они поднялись и постояли, обнявшись, пока индикатор времени не подал сигнал из сумочки Марго.
- Мне пора, - сказала она.
- Дай мне знать, когда время придет, - произнес Брим, ощущая странную пустоту внутри.
- Да, милый, - шепнула Марго, отодвинув стенную панель, - непременно. - В темном коридоре ее ждали два шофера в бело-зелено-красной форме Торонда. Теперь, когда мое заточение кончилось, мы будем видеться чаще. И я обязательно дам тебе знать. Я прокричу это на всю Вселенную. - Она сжала его руку и пошла прочь по коридору, а панель бесшумно закрылась за ней.
***
Последующие дни Брим и Молдинг почти целиком проводили на месте гонок, вовсю используя гостевые пропуска "Допуск во все зоны", которые получили как члены гоночного комитета Имперского Звездного Общества. Поначалу они стеснялись заглядывать в ангары, где готовились к состязаниям звездолеты. Но потом, ощутив всю степень свободы, которую давали им пропуска, обошли все ангары до единого - Молдинг в форме, Брим в скромном штатском костюме - и осмотрели все, что только можно было осмотреть.
Гоночные суда казались крошечными по сравнению с обычными звездолетами экипаж самых крупных составлял максимум два или три человека. Аппараты, парящие на гравиподушках, были самыми разнообразными и по форме, и по стилю. Одни стройные и грациозные, что обеспечивало условия старта и посадки в атмосфере, другие неуклюжие, явно рассчитанные на максимально мощный двигатель при минимальном соотношении массы и тяги. Третьи полностью игнорировали атмосферу, полагаясь на то, что разовьют нужную скорость в безвоздушном пространстве, где проходила основная часть гонок. Но была у них и общая черта: все они отличались яркостью красок. "Раутор РСЗ-5" с Азурна сверкал серебром, и красно-белые полоски тянулись от его миниатюрных гиперэкранов до дюз основного двигателя. "Дампьер ДА-39", первый отечественный аппарат, созданный на Торонде, поражал оранжево-зелеными тонами, национальные же цвета шли вертикальными полосами на огромных выступах его гравигенераторов. Строгий "Гантгейзер ГА-209В1", машина Лиги, весь был чисто-белым, включая краны-спонсоны и надстройку. "Велон-451" с Беты Ягоу был ярко-зеленым с бледно-желтыми заклепками, обведенными черными кольцами. Брима, проведшего все свои космические годы на облезлых рудовозах или по-уставному темных кораблях Флота, это яркое зрелище просто завораживало.
