Наконец и эти разногласия были преодолены, и, развернувшись вполоборота, Папа принялся запихивать свиток в недостроенную стену, прямо напротив замурованного Дмитрия. Тот, сглатывая набежавшую слюну, как завороженный смотрел на картинку приходящую с камер и не мог поверить собственной удаче. Вот он, золотой ключик от каморки Папы Карло! Осталось только прийти и наложить лапу на сокровища. Плевать на расстояния, плевать на общественное мнение. Плевать даже на запрет въезда в страну, который можно было с легкостью решить, проникнув во Францию по поддельным документам.
Дмитрий вдруг замер и прислушался к своим ощущениям. Сердце гулко застучало в груди. Холодный липкий пот застилал глаза, а растерянный взгляд не мог сосредоточиться на чем-то определенном, блуждая по каменной кладке. Прокопенко сорвал с себя сутану и, перекинув таблетку баллона на грудь, с недоумением уставился на датчик кислорода. Баллоны были практически пусты. То ли подвел продавец, то ли оборудование, а может, сам хронотурист неправильно подсоединил трубки и все то время, пока он сидел в заточении за толстой каменной стеной, драгоценный кислород выходил наружу.
Сорвав с себя маску, брюнет попытался вздохнуть, но возникший в горле комок помешал ему, вызвал резкую боль в груди и сильное головокружение. Французские штукатуры, в данный момент, наверное, пересчитывающие денежки в лодке, сработали на славу. Напрочь забитые щели между камнями не пропускали воздух, и временное убежище Дмитрия превратилось в смертельную ловушку. Он судорожно вздернул руку с часами к глазам, оставалось еще сорок минут, сорок долгих мучительных мгновений, которые ему предстояло провести в заточении.
Можно, конечно, было дождаться, когда троица вместе с охраной выйдет из храма, и выбить один из кирпичей, но ни епископ, ни Папа с германцем уходить не спешили. Собравшись в круг, они о чем-то ожесточенно спорили. Де Сюлли жестикулировал, объясняя своим собеседникам что-то, по его мнению, очевидное. Король хмурился, иногда перебивая говорившего и вставляя резкие замечания. Языка Прокопенко не понимал, но по тону беседовавших мог догадаться, что с доводами Мориса Фридрих почему-то не согласен. Стоящий в кругу Папа наблюдал за спором, чуть прикрыв глаза и сложив руки на груди. Казалось, сто семидесятый наследник Престола Святого Петра мирно дремлет, уйдя мыслями в астрал, или в то место, куда уходят религиозные деятели, когда им наплевать на доводы собеседника.
Вялой ослабевшей рукой Дмитрий принялся шарить по полу, в поисках чего-нибудь железного, но пальцы натыкались то на забытую рабочими тряпку, то на осколок камня, то на горсть пыли, перемешанную с мелом. Хронотурист начал обыскивать свои карманы, и о чудо, удача ему улыбнулась. Через несколько секунд он держал в руках длинный ригельный ключ. Прислонившись лбом к холодной стене, Дмитрий постарался унять сердцебиение и, вытерев рукавом пот со лба, с силой провел ключом по серой полоске скрепляющего камни раствора.
Действовать требовалось крайне осторожно, не привлекая к себе внимание заговорщиков. Миллиметр за миллиметром он пробивал узкий лаз наружу. Крошки загустевшей смеси сыпались прямо на колени. Еще немного, еще самую малость, и брешь в несокрушимой и монолитной кладке будет пробита, и спасительная струя свежего воздуха проникнет в маленькую каменную тюрьму. Но тут свет в глазах Дмитрия померк, и удушье сдавили горло.
Из последних сил он надавил на ключ и потерял сознание.
Братья Руси мчались по тихой утренней улочке в направлении, указанном святым старцем. Они стучали каблуками по мостовой, перепрыгивали лужи и едва не падали на скользкой грязи, принесенной сюда колесами телег. Вот уже показалась узкая полоса берега, а там и пристань, и дощатый пирс на толстых деревянных сваях, облепленных тиной и заросших жухлым камышом.
Первым берега достиг Оскар. Запрыгнув в лодку, он запустил руку под скамью и вытащил на свет пузатый кожаный мешок.
– Развязывай, – торопил Фабрис брата.
– Сейчас, погоди. – Трясущимися от волнения руками Оскар с трудом совладал с тонким кожаным шнуром и, растянув пальцами горловину, с ликованием уставился на сверкнувшие в первых лучах восходящего солнца монеты.
– Не соврал святой горбун. – Фабрис сел рядом с братом и, потянув на себя кошель, взвесил его на ладони. – Сколько здесь, как думаешь?
– Может, сто ливров, может, двести. – Разложив драгоценные кругляши на лавке, братья Руси принялись пересчитывать деньги.
Столбики монет возвышались на гладкой деревянной поверхности. В каждом столбике – ровно десять монет, и таких вот милых башенок было порядка пятнадцати, а дно кошелька так и не показывалось.
Со слезами на глазах Оскар встал на колени и, обратив взгляд к небу, принялся неистово креститься.
– Господи, – бормотал он, – спасибо тебе за милость твою. Спасибо, что наставил на путь истинный. Деньги, что ты нам так великодушно преподнес, употребим с братом во благо, но уже не в Париже. За это будь спокоен.
– Двести семьдесят пять, – закончил счет менее набожный Фабрис и принялся сгребать монеты обратно в кошель. – Ну, что будем делать, брат?
– Уж точно не возвращаться. – Оскар вытер выступившие на глазах слезы и, оглянувшись, принялся отвязывать лодку. – Сейчас доплывем до того берега, соберем вещи и в путь. Такие парни, как мы, да еще при деньгах, пригодятся в любом месте.
– И то правда. – Дождавшись, пока брат отвяжет лодку, Фабрис уселся на весла и несколькими мощными гребками вывел лодку на середину реки. – С другой стороны, а зачем нам домой? Все равно нас никто не ждет. Может, сразу прямиком до Мильена? Пожитки приобретем новые, а харч… так на реке разве ленивый прокорм не найдет. Да и в самом городишке народ живет зажиточный, деловой. Откроем меняльную лавку и заживем припеваючи.
– Не скажи, брат, – стуча зубами от утренней прохлады, отмахнулся Оскар. – На деньгах сидеть дело не из легких. Давай лучше в рост отдадим и будем жить на проценты.
– Еще можно гостиницу открыть, – предложил Фабрис. – Доберемся до Буш Дю Рон, а там и до Марселя недалеко. Город этот, я тебе доложу, самый лучший вариант для постоялого двора.
– Ну да, – кивнул Оскар, глядя, как остров Сите скрывается за поворотом. – Доберемся до Марселя, а там посмотрим, что к чему. Теперь, братишка, для нас все дороги открыты.
Без сознания Дмитрий пролежал примерно двадцать минут. За это время высокопоставленная троица, прихватив с собой кавалеристов, гильдийцев и боевых монахов, убралась восвояси.
Открыв глаза, Прокопенко с изумлением уставился на узкую полоску света, пробивающуюся в том месте, где ригельный ключ, насквозь пробив раствор, вышел наружу и окончательно застрял между двух камней. Последним невероятным усилием теряющий сознание хронотурист выбил последние куски почти уже затвердевшей смеси, и свежий воздух проник в замкнутую келью, спасая Дмитрия от неминуемой смерти.
