Коля с ватагой ребят направлялся на пляж. Навстречу им тяжело, вперевалку шагал, тащил груз белковый. Он обвел всех фотоэлементами и остановил взгляд на Коле. Впоследствии приятель Коли уверял, что в огромных глазах-блюдцах робота заплясали какие-то колдовские, бесовские огоньки. Впрочем, приятель, все это знали, был большим выдумщиком и фантазером. Так или иначе, робот, который нес огромный контейнер с бананами, остановился, пристально посмотрел на Колю и, словно зачарованный, пошел следом за мальчиком.
Робот шагал за Колей, не глядя по сторонам; на его голове медленно вращался кустик антенны, похожий на непокорный вихор.
Опешивший Коля несколько раз оглянулся. Ему показалось, что робот пристально изучает его. У Коли было сильное искушение задать стрекача, но он пересилил себя, хотя и был порядочно перепуган внезапным преследованием: не хотелось в глазах приятелей прослыть трусишкой, хотя с роботами, лишенными ограничителей, как известно, могло приключиться всякое. Кроме того, и необычный белковый чем-то заинтересовал Колю.
Так они миновали несколько кварталов, сопровождаемые притихшими ребятами.
В начале улицы, которая круто поднималась в гору, робот остановился. Остановился, сделав по инерции несколько шагов, и Коля.
— Ты Искра? — спросил робот внезапно. Голос его был низкий, рокочущий, но он показался Коле приятным.
— Что? — растерянно переспросил мальчик.
— Человек, твоя фамилия — Искра? — переспросил робот настойчиво.
— Да, — растерянно ответил Коля. — А откуда ты знаешь?
— Мне показалось… — Не договорив, робот покачнулся, отчего контейнер, стоящий на его широких, как шкаф, плечах, угрожающе накренился.
Ребята, окружившие их, молча слушали диалог Коли и белкового робота.
— А что с тобой? — спросил кто-то у робота. — Может, помощь нужна?
Белковый покачал головой.
— Я недавно на Земле… Отвык от гравитации… Это пройдет, — отрывисто проговорил он, не отрывая взгляда от Коли.
Мальчик сделал нетерпеливое движение.
— …Синие. Они синие-синие, как два лесных озера, — вдруг быстро проговорил белковый, словно очнувшийся от забытья.
— Ты о чем? — спросил Коля и инстинктивно сделал шаг назад: во взгляде робота ему почудилось что-то угрожающее.
— Не бойся, юный землянин, — пророкотал белковый, как будто угадав его мысли. Затем запустил свободное щупальце наверх, достал из контейнера связку бананов и бросил ее Коле.
Мальчик, однако, был так растерян и взволнован странным разговором, что не пошевелился, и связка бананов, описав дугу, шлепнулась о стену дома.
Кивнув всем на прощанье, белковый поправил груз и медленно двинулся вверх по крутому уличному подъему.
— Как тебя зовут? — крикнул кто-то из ребят.
— Аполлон, — пророкотал белковый, не оборачиваясь.
Ребята прыснули. Уж слишком разительным было несоответствие между именем и всем видом робота, еле волочащего конечности, к тому же имеющему столь странную и смешную форму.
Друзья подошли ближе к Коле. Приятель спросил:
— Ты его знаешь?
— Откуда? — пожал плечами Коля.
— Мне показалось, он тебя когда-то знал, но не мог вспомнить когда.
— Странный он, Аполлон.
— Он добрый, — произнесла задумчиво девочка и, нагнувшись, подняла связку бананов. — Ого, какие тяжелые. И кожура с золотистым отливом. Наверняка новый сорт.
— Пойдем купаться! — крикнул кто-то, и стайка ребят, прыгнув на бегущую ленту, стремительно помчалась к пляжу.
До возвращения на Землю старый Аполлон трудился на Деймосе — спутнике Марса.
Там были обнаружены следы внеземной цивилизации, и по инициативе Межпланетного Совета на спутнике была развернута грандиозная программа археологических раскопок.
Руководители программы включили Аполлона в надежде на то, что удастся использовать его уникальную память — бесценную сокровищницу и кладовую информации. Ведь это был самый старый из всех роботов Солнечной системы: в земных единицах измерения ему было около трехсот лет.
Аполлону довелось участвовать во множестве космических экспедиций, и благодаря умению чувствовать и переживать информация в его запоминающем устройстве была классифицирована так, как это мог сделать только человек.
Однако надежды организаторов раскопок не оправдались.
В памяти Аполлона неожиданно обнаружились необъяснимые провалы, она словно рвалась на куски, как старая, пришедшая в негодность кинопленка. Даже перед самой простой логической задачей, еще совсем недавно не составляющей для него труда, Аполлон становился в тупик, вот и пришлось его списывать с Деймоса. Так он попал в гавань.
Первые дни на Земле Аполлон очень страдал от гравитации, ведь на Деймосе практически царствовала невесомость. Приспособляемость робота оставляла желать лучшего: его системы ориентации в пространстве давно уже утратили былую гибкость.
С трудом переставляя налитые свинцом непослушные конечности, Аполлон бродил по окрестностям гавани. Разглядывал земные растения, смотрел на пологую равнину, мучительно напоминавшую ему что-то. Или ловил чуткими — все еще! — анализаторами степной, напоенный травами ветерок, привычно раскладывая его на компоненты, как он делал это там, на далеких планетах…
Особенно нравились Аполлону степи — заповедные земли, которые начинались сразу за портом. И конечно, море. Он мог часами стоять на берегу, глядя в пространство, на линию горизонта.
В памяти робота в эти минуты теснились смутные воспоминания, похожие на эти осенние облака, — столь же бесформенные и неуловимые. Иногда из них выплывали зримые образы.
Чаще всего это был хоровод светил — из тех, которые Аполлону довелось повидать на своем долгом веку. Он путал названия, а они бесконечной чередой проплывали перед его внутренним взором: красные тусклые карлики, обладающие чудовищной гравитацией, зеленые ласковые светила, как бы струящие спокойствие и доброжелательность, оранжевые беспокойные солнца, швыряющие в окрестное пространство факелы-протуберанцы.
С чувством, близким к ужасу, он вспоминал Черную звезду, в плен к которой едва не угодил корабль.
Но чаще всего ему, конечно, виделось Солнце, единственное во Вселенной.
А впервые он увидел его, когда покинул купол Биоцентра Зеленого городка. Было это невообразимо давно… Что осталось от той поры в том, что он, как и люди, называл памятью?
Вглядываясь в горизонт до рези в фотоэлементах — он их называл глазами, — Аполлон силился оживить, вызвать в памяти тот день, самый первый день своего самостоятельного существования. Перед мысленным взором проплывали какие-то обрывки, легкие как пар и столь же неуловимые.
