Многоголосый вой и крутящиеся стены слились в единую карусель, с которой уже нельзя было сойти. Кажется, Картазаеву даже удалось кого-то кинуть через бедро, но потом по затылку вдруг так шарахнули, что по первости показалось, что в башку вдруг вдули струю кипятка через незапланированное отверстие, и очнулся он уже где-то на улице, за вонючими баками.
Лишь потом в мозг проникли отрывочные воспоминания, как его волокли по ночным улочкам, протискиваясь в такие щели, в которые и кот бы не пролез. Сначала Свин под аккомпанемент воплей Мики, потом они поменялись с Микой, а Свин швырял в преследователей какие-то тяжелые ящики, каждый раз гыкая от натуги.
Потом все куда-то делись, наверное, вернулись за Сантой, и он остался совсем один на холодном сыром асфальте. Где-то скреблись крысы, потом даже они в ужасе затихли, потому что сверху беззвучно опустилось нечто бесформенное с размытыми границами.
Оно спланировало на землю, и стены вокруг засветились гнилушным синим цветом, и полковника высветило, словно на сцене.
Ослепленный, он пытался вглядеться вперед сквозь растопыренные пальцы, но это у него получалось плохо. Просматривался лишь выступающий из фосфорицирующей мглы мрачный силуэт человека в развевающемся балахоне и полностью скрывающем лицо капюшоне.
Все произошло так быстро, что Картазаев не успел даже встать, и теперь он находился в гораздо менее выгодном положении, чем монах. Тогда полковник, нащупав нечто, напоминающее ведро с окаменевшими от времени помоями, швырнул его в монаха, одновременно уходя в сторону с линии удара.
Не ушел. Монах, перехватив его за шиворот точно обосавшегося котенка, вернул обратно, с такой силой приложив оземь, что на некоторое время сбил дыхание.
Секундной паузы хватило, чтобы он достал оружие из-под сутаны. Картазаев, не дожидаясь выстрела, катнулся в другую сторону, ударяясь и сшибая бачки. Но это было так, нюансы. Картазаев понял, что, собственно говоря, все, конец, сейчас все кончится.
Но в этот момент жахнуло, будто на раскаленную сковороду плеснули масла, следом дымный след уперся монаху в спину, после чего жахнуло еще раз, но этот раз так гулко, что уши, казалось, сейчас вывернет наизнанку.
В клубах белого пламени монаха разорвало надвое.
Ослепший и оглохший от взрыва Картазаев понял, что стреляли из гранатомета, а когда появился Санта, то само собой напросилось, что стрелял он и потратил на выстрел их единственный заряд.
Сон не может быть настолько реален! Эта мысль пришла в разбитую голову Картазаеву в тот самый момент, когда Калерия перевязывала его в уже знакомой хлеборезке.
Может, тут же опроверг он себя. Однажды в Мавритании, вплотную занимаясь сверхсекретной лабораторией то ли американцев, то ли англичан, он сам угодил в лапы ее сотрудников. Тогда все его люди погибли, а он был захвачен, после чего люди в белых халатах вкололи ему лошадиную дозу галлюциногенов. Похоже, совершенно напрасно он тогда носил прозвище "Везунчик". Ни фига себе Везунчик. Просидеть всю ночь в камере с анакондой с женской головой. Причем, змеюга всю ночь только и ждала момента, чтобы цапнуть его, поэтому он вынужден был не отводить от нее взгляда.
Так вот, чудище казалось настолько реально, что он различал каждый бугорок на его шее, которые были, скорее всего, проглоченными мышами. Игра светотени на жирно блестящем теле толщиной в столб сливалась в причудливый завораживающий узор.
Никто не знал, чем занимались в лаборатории (да, кажется, так и не узнал), и еще долго после освобождения Картазаев сомневался. Может, там действительно змей-баб выводили?
Что-то не шибко верится, что на самом деле сейчас полковник лежит себе за экраном "Юпитера", похрапывает, а то, что Калерия перевязывает ему голову, и Картазаев туго прижимается лицом к теплому животу девушки, чувствуя волнующий и, одновременно, очень домашний запах от ее грудей, все это дивный сон.
Обстановка реальней некуда. Приглушенный естественной преградой, до Картазаева доносится голос Мики. Он самозабвенно рассказывает о произошедшем, перхая от смеха, и в его представлении случившееся с ними выглядит забавным анекдотом.
Картазаев отстраняет девушку и рычит:
— Ты понимаешь, дурья башка, что из-за тебя нас всех чуть не замочили?
Калерия пытается заступиться, но он отстраняет ее еще дальше и идет прямо на Мику. Пацаненок замечает его, и он видит, как на глазах гаснет его улыбка, как ежатся губы, как в детской неокрепшей коже пролегают глубокие складки, еще не актуальные, но которым со временем предстоит стать морщинами. Если конечно его и в дальнейшем будут пугать такие взрослые дядьки. Испуганное личико становится белым, глаза круглыми от страха.
— Не надо! Не бейте! Пожалуйста! — кричит он. — Папа!
— Что ты делаешь? — надрывается с другого бока Калерия.
Вообще-то, ничего особенного Картазаев делать не собирался. Ну, дал бы пацану подзатыльник. В хлеборезке повисает напряженная тишина. У Картазаева самого такое чувство, что он уже врезал ему.
Мика дрожит крупной дрожью. Картазаев ощущает себя гадом. И что бы он уже сделал, будет только хуже. По существу, все уже произошло, он до смерти напугал ребенка.
Не желая сдаваться, и оттого чувствуя себя еще большей сволотой, он резко развернулся на каблуках, бормоча ругательства. Вернулся к прежнему месту у стены, точно оно было забронировано за ним, и обрушился вниз. Заметил, что все это проделывает в тишине, нарушаемой лишь хныканьем Мики.
Рядом опускается Калерия.
— Голова болит?
— Нет, — легко врет Картазаев. — А чего он меня папой назвал?
Она наклоняется к нему, щекоча волосами, она уже оформившаяся женщина, но в упор не замечает элементарных вещей, в частности то впечатление, что производит на мужчин, и шепчет:
— У него отца на глазах убили. Давно уже. Санта его подобрал, и с тех пор он с нами. Ему просто некуда идти, — последние слова девушки прозвучали как укор.
— Да понял уже, — раздраженно проговорил Картазаев.
Она сидела рядом, прижавшись горячим плечом. Рубашка натянута на ладном теле, между пуговками видно белая гладкая кожа. У Картазаева после Маши не было женщины, опять его донимал сексуальный голод, но он знал, что Калерия еще девушка, и о запутанных отношениях между ней и Сантой тоже знал, и это его останавливало.
И злило. Сильно. Ничего не злит сильнее, чем неудовлетворенное желание. Он прикрывает глаза.
В бок опять толкают. Открыв глаза, Картазаев с удивлением обнаруживает рядом Мику. Мальчик протягивает ему кружку с горячим чаем.
