— Все… — сипло сказал Согомак. — Кто хочет идти к Пашне своим ходом, пусть двигает. Удерживать не буду.
Глупо было ожидать протеста. Смерть Умника, с которым еще вчера спорили, вместе хлебали ямусовую похлебку, потрясла всех без исключения.
— Ну? Чего ждем? Или хотите, чтобы туман поднялся и сюда? — Согомак сумрачно взвалил на себя баул. — Словом, решайте, кто со мной, а кто нет.
Но решать им было нечего, он все решил за них. Никто больше не отважился спорить, и, возобновив подъем, Согомак даже не стал оглядываться. Без того знал, что вся группа следует за ним.
* * *
Место для привала, по общему мнению, он выбрал скверное. Согомак и сам это знал, как знал и то, что в смрадной и темной распадинке, где они остановились, можно спокойно пересидеть любые невзгоды. Справа к низине вплотную подступало болото, с левой стороны начиналось взгорье, от которого вертлявые тропы разбегались по укромным фьордам и каньонам. Кроме того, Согомак заставил разуться Кревета и, едва глянув на опухшие ступни, понял, что парнем следовало заняться еще вчера. Юный романтик-неумеха за три сезона успел стереть ноги до жутких волдырей. Надо отдать ему должное, он стоически терпел боль, однако двигаться дальше в таком состоянии было безусловно нельзя. Согомак демонстративно швырнул модную, на каблуках, обувку в расщелину, из собственных запасов достал мягкие мокасины. После чего, собрав посуду и прихватив с собой хромающего Кревета, отправился на болота.
— Пойдем, красавец, лечиться.
— На болото?
— На него, родной…
Путь был недолог. Очень скоро они подошли к парящей, наполненной миазмами долине.
— Никогда не видел такого! — Изумленный Кревет приоткрыл рот.
Подивиться было чему. Болото и впрямь было странным. Вода проступала здесь прямо сквозь почву в виде огромных тягучих капель. Самые крупные вздувались чуть ли не в рост тарака, становясь похожими на гигантский череп цефала, и именно в одну из таких капель Согомак велел сунуть Кревету стертые конечности.
— Уж не знаю, в чем тут причина, но раны и царапины заживают мгновенно. Чудо, а не вода! Главное — дыши ртом, и все будет тип-топ.
— Так, может, нам и фляги наполнить?
Согомак покачал головой.
— Это, парень, не та вода. Умываться, раны лечить — пожалуйста, а пить ни в коем случае. Соль в ней, понимаешь, особенная… — Он замолчал, не зная, что еще можно объяснить по поводу загадочных свойств воды. Если мороки с птеронами от болотной воды пьянели и падали с высоты на землю, то взрослые тараки после первого же глотка ощущали головокружение и тошноту. Бывало, и засыпали. Да так крепко, что разбудить их не могли даже самые болезненные оплеухи.
— Ничего… Запасы есть, переживем. — Он неопределенно качнул головой. — А доберемся до Ревуна, там и вовсе наберем полные бурдюки.
Найдя пару подходящих пузырей, проводник выложил ворох посуды, неторопливо взялся за дело. Черт его знает, зачем это было ему нужно, но Согомак не умел бездельничать. Когда выпадала пауза, либо перебирал скарб и чинил баулы, либо принимался отрабатывать приемы фехтования. Увлеченно рубил в клочья пыльник, с кряканьем наносил колотые раны, со свистом кромсал воздух. Либо разматывал найденный в одном из походов длиннющий линек и выставлял его на просушку, лишний раз проверяя на прочность, смазывая потертые места болотным маслом. Насмешки и шуточки тара-ков его при этом не смущали. Он попросту их не слышал. А собственное пристрастие к уборкам и мытью посуды объяснял расшатанными нервами. Правильно подметили мудрецы: лучше нет занятия для неврастеника, чем взяться за стирку или мытье посуды. Дело несложное, а успокаивает изрядно. Руки сами собой что-то творят, а ум сам собой уносится ввысь, заполняется сладковатым туманом. Можно, конечно, о чем-нибудь и помечтать, но о чем могут мечтать тараки, достигшие возраста Согомака? Как ни крути, но все в его жизни уже было. И горе, и радости, и разочарования. Наверное, одно только и осталось — попытаться когда-нибудь увидеть Внешний Мир — тот самый, о котором говорили с придыханием и украдкой, чего откровенно боялись и во что попросту отказывались верить…
— А где Кревет?
Вздрогнув, Согомак поднял голову. Мимоходом обругал себя за утраченную бдительность. А еще опытом бахвалился! Любой Вихрь мог учуять на расстоянии, а вот шагов Беаны не услышал.
— Ноги полощет. Вон тамочки.
Она даже не повернула головы. Как видно, Кревет Беану не интересовал.
— Тебе помочь?
— Есть желание — пожалуйста. — Он неохотно подвинулся, уступая часть посуды, не удержался от досадливого вздоха. Но не объяснять же ей, что для него это не труд, а отдых. Да и поймет ли?
— Неужели тебе нравится мыть чашки?
— Представь себе, нравится.
— Чудной ты!
Согомак так и не понял, смеется она или нет. То есть молодежь и раньше за глаза посмеивалась на его счет, придумывая обидные прозвища вроде «цуцика в юбке» или «усатой кухарки», но Согомак предпочитал не обращать на шепотки внимания. Веселятся — и пусть. Такой уж это возраст. Поживут с его — тоже что-нибудь поймут. Ну а не поймут — не его печаль.
— Видишь ли, вода — это вода. Любое общение с ней успокаивает.
Беана помолчала, обдумывая сказанное.
— Наверное, мне тоже могло бы это нравиться. Только ведь воды все равно нет.
Она имела в виду другое. Вода в Пещерах действительно отсутствовала. Ее носили издалека — в бурдюках и громоздких флягах, набирая в редких ручейках, вычерпывая до дна самодельные запруды. Воды не хватало даже для питья, не говоря уже о чем-то ином. Во всяком случае мытье посуды и впрямь представлялось для тараков непозволительной роскошью.
— Как там в лагере? Не бузят?
— Вроде пока тихо. Гунт с Айзисом следят за Пространством, остальные, конечно, дрыхнут.
Слово «остальные» она произнесла с едва уловимой насмешкой. Согомак искоса взглянул на нее. Крутобокая, бойкая, в глазах вечное ехидство. И не поймешь сразу — какое значение вкладывает она в ту или иную фразу. Даже с кем дружит — толком не разберешь. Не то с Рохом, не то с Кайсаном. А может, нравится играть с этой парочкой? Кажется, раза два или три эти дурни из-за Беаны даже дрались. Вот радости-то ей было!
Наблюдая за движениями проворных рук соседки, Согомак понял, что с посудой она управляется ничуть не хуже, чем он. Пожалуй, даже лучше. Соплеменница была и впрямь шустрой. Вот и сюда прибежала явно не посуду мыть.
— Не понимаю, как можно любить подобные путешествия. Наверное, надо быть абсолютно бесстрашным?
Он улыбнулся:
— Либо абсолютно бесстрашным, либо абсолютно глупым.
