Глядишь, в итоге и он сможет повести дела так, что ему предложат должность внутри организации, а не послушного исполнителя вне её, пусть и сколь угодно высокопоставленного.
Примерно такая же разница, как между капитаном британской разведки и курируемым им магараджой Джайпура. Хотя, с другой стороны, магараджой быть, пожалуй, всё же приятней. Но это можно обдумать позже.
Агранов, наконец, отбросил карандаш, собрал все исписанные и исчёрканные листы и убрал их в сейф, оставшийся от прежних хозяев. Изготовленный в 1897 году на заводе Крейтона в Або[51], он был настолько просторен, что в него нужно было входить, чтобы воспользоваться одним из десятка «несгораемых» шкафов поменьше, похожих на вокзальные автоматические камеры хранения будущего. В сейфе имелись освещение, вентиляция и, как современное дополнение – спецтелефон. Гораздо более секретный и «прямой», чем тот, что стоял у него на приставном столике у письменного стола.
Для смелости, точнее, чтобы унять внезапно возникшую внутреннюю дрожь, он открыл крайнюю дверцу, где был спрятан небольшой бар, или, как принято говорить здесь – буфет. В отличие от своего несостоявшегося преемника – Ежова, Яков считал дурным тоном прятать бутылки со спиртным в книжном шкафу, за томами Маркса и Ленина. Налил чуть больше ста граммов тоже получаемого из Югороссии армянского коньяку, «дёрнул» без закуски, закурил. Два вентилятора в потолке мгновенно вытягивали дым. Присел к откидному столику, снял телефонную трубку. Набрал на передней наклонной панели с большими квадратными кнопками три цифры.
Пошли гудки, низкие и мелодичные, совсем не те, что в московской городской и кремлёвской сетях.
После пятого абонент ответил.
– Здравствуйте, Лариса Юрьевна, – сказал Агранов, предварительно сглотнув слюну. – Вы меня извините, что я так, по собственной инициативе…
– Ничего страшного, Яков, в чём вопрос? – от её журчащего, низковатого для местных женщин голоса у главного чекиста ёкнуло сердце и бриджи стали тесными. Привычно, как много лет подряд.
– Мне кажется, что нам с вами нужно встретиться. Немедленно. Лучше – прямо сейчас. Вы позволите, я к вам подъеду?
До её резиденции в бывшем особняке одного из богатейших купцов старой России и одновременно мецената не хуже Третьякова или Щукина, на углу Гоголевского бульвара и Сивцева Вражка, ехать было минут пятнадцать всего. Агранов несколько раз там бывал и всегда восхищался великолепными интерьерами и коллекцией картин и скульптур. Особняк этот, не разграбленный в первые послереволюционные годы, а, наоборот, находившийся под усиленной охраной, Троцкий широким жестом подарил Левашову и Ларисе под представительство «Союза друзей РСФСР» (была и такая «крыша» у «Братства»).
– Это так срочно? – в голосе Ларисы прозвучали, как показалось Агранову, игривые нотки. Этим она всегда его поражала и ещё больше возбуждала. Посередине крайне серьёзного, даже жёсткого разговора вдруг могла как-то двусмысленно улыбнуться, состроить глазки, полностью сбивая собеседника с мыслей и настроения. Или – наоборот, шутить, улыбаться и неожиданно сказать такое, от чего прошибал холодный пот и хотелось спрятаться под стол.
– Мне кажется – да. Я…
– Если «кажется» – это серьёзно. Креститься не нужно. И ко мне ехать не нужно. Я сейчас не дома. Сама приеду. Минут через сорок. Устроит?
– Конечно, Лариса Юрьевна. Ещё раз простите, что осмелился…
– Кончай вы… Яков, – отчётливо выговорила непечатное слово Лариса. Именно – в своём стиле. Приведя собеседника в замешательство. Лицом к лицу такой приём ещё лучше действовал. Свободным и совершенно непринуждённым (правда, только с глазу на глаз) употреблением непечатной лексики она как бы ставила себя перед начальником ГУГБ в положение римской аристократки, не стеснённой по отношению к нижестоящим абсолютно никакими условностями.
– Ты не приказчик и не лакей. Ты – сам знаешь, кто. И веди себя, исходя из этого. Я буду не одна. У меня к тебе тоже вопросы есть…
И положила трубку.
Агранов криво улыбнулся и вернулся в кабинет. Позвонил в комендатуру и распорядился о переводе Воловича в общежитие и неусыпном за ним наблюдении не менее трёх опытных «филёров», по старорежимному выражаясь.
– А то своей головой его голову заменишь, – пообещал Яков начальнику третьего отделения секретно-политического отдела.
Вытянулся на диване, заложив руки за голову, и стал ждать.
«Какие это, интересно, у неё ко мне вопросы? То не было, не было, а стоило самому позвонить – и вдруг появились. Ладно, послушаем. То, что она меня обматерила, – хорошо. Ещё раз подчеркнула, что видит во мне достойного сотрудника. Человека на своём месте. Но – не одна явится! С кем же это?»
«Представительница» прибыла, как и обещала. Ровно через сорок минут. Пришла, как всегда, «без доклада», то есть и внизу её пропустили беспрепятственно, и помощник в приёмной не осмелился «товарища Левашову» задержать хоть на полминуты, чтобы начальника предупредить.
Вошла, одетая как бы и по здешней моде и по погоде за окном, но неуловимо нездешняя. Туфли на невысоком каблучке сшиты лучше, чем московские сапожники умеют. Чулки цвета хорошего чая искрятся на ногах и обтягивают их с немыслимым изяществом. Не шёлк, другое что-то, но ведь не спросишь между прочим. Он вообще избегал прямо смотреть на её ноги, бёдра, грудь. В глаза – это пожалуйста. Мы люди одной профессии, нам скрывать нечего. Плащ вроде как чесучовый, рыжеватый с искрой такой, пояском туго подпоясан. Глаза и губы едва-едва подкрашены, почти незаметно, но оттеняет. Волосы тоже подстрижены похоже на здешнее «каре». Да вот не так выглядят. Попышнее гораздо, подлиннее, и тонкая прядка этак поперёк правой брови пущена! Если прошла пешком в этом виде хоть несколько кварталов по московским улицам – завтра все модницы с ног собьются, что-то подобное себе соображая. Только – куда им!
А за ней – вот уж кого совсем бы не хотел видеть Агранов – вошёл Кирсанов Павел Васильевич. Красавец мужчина гвардейской выправки, с пронзительными синими глазами и бледным лицом, кое-где почирканным шрамами.
Официально – полномочный представитель Международного комитета помощи нуждающимся, а также Красного Креста и Нансеновского комитета по правам человека. Придумают же такое! Всем, кому надо, известно – обычный он бывший жандармский ротмистр, ныне – югоросский полковник, кавалер многих орденов и Первопоходник. Заодно состоит при Левашовой начальником собственной её милости Службы безопасности.
