А по собственному опыту общения знал, что Петр Васильевич и выпивал с удовольствием, и покуривал, но крайне аккуратно. Без фанатизма. Его шутка о том, что алкоголь в умеренных дозах полезен в любых количествах, с подачи Агранова разошлась в руководящих кругах, хотя её автором считали самого Якова.
Он весьма детально передал свой разговор с Ляховым и всё, связанное с Воловичем, с момента его появления на берегу речки Сходни вплоть до сего момента. Включая результаты наблюдений в тюремной камере и аккуратного ночного обыска. Про обнаруженные в башмаке двадцать долларов Агранов тоже сказал.
– Что же тебя так встревожило? – спросил Кирсанов, по лицу которого Агранов понял, что шутки кончились и «полковник» заинтересовался вопросом всерьёз.
– Да вот всё вместе, по совокупности. Я ж на своём месте уже семь лет сижу, плохо ли, хорошо… Кое-чему подучился, – ответил Агранов с некоторым намёком на гораздо более долгий профессиональный опыт собеседника.
– Раз сидишь, значит – хорошо, – успокоила его Лариса Юрьевна и снова поменяла ноги местами. Изумительный приём, чтобы сбивать человека с мысли и настроя, правда – не всем доступный. Ещё точнее – доступный-то всем особам женского пола, только в ряде случаев могущий вызвать совершенно противоположный эффект.
– Смысла! Смысла в этой акции не вижу, так, как она проводится. Ни с какой стороны. Вы все меня знаете – что приказано будет, то и сделаю, или обеспечу… Не захотели там сами этого репортёришку кончать – скажите. Разъясним[53] в лучшем виде. В тюрьме передержать, сколько нужно – то же самое. На любом режиме, к вашим услугам. Работой обеспечить, хоть по специальности, хоть на лесоповале – в наших силах. Даже побег за границу устроить можем, в целях дальнейшего внедрения. А тут… – Агранов развёл руками в горестном недоумении.
– И денежка эта. Откуда бы она у него там взялась? Я человек осведомлённый, но только в пределах своей компетенции (счёл нужным подчеркнуть Яков). Никто мне не говорил, но могу догадаться, что граница между нами и вами охраняется получше, чем у нас эстонская или финская. Даже мне за неё прогуляться не доверили (ещё один как бы случайный проговор, понимаю, мол, всё, не смею спорить, но слегка обидно всё же), а деньги, значит, отсюда туда проникают. Но зачем они там, если хождения, из всего следует, иметь не могут?
– Хороший анализ, Яков, – профессиональный, – одобрил Кирсанов, так и не выпивший свою рюмку, ухитрявшийся крутить её в пальцах, ни капли не проливая. Просто престидижитатор какой-то. – И что у нас в науке логике после анализа следует?
– Да вроде синтез, если пока других партийных указаний нет, – сострил Агранов.
– И?
– Вот вы не поверите, Лариса Юрьевна, – снова повернулся к даме Агранов, – я ведь не то чтобы в правомочности товарища Ляхова усомнился, я только вообразил, так, в порядке свободного полёта…
– Учебного, – вставил Кирсанов.
– Простите?
– Это там, – жандарм махнул рукой в сторону окна, – один писатель афоризмами балуется. Так у него написано: «Многие не возвращаются на базу даже из учебного полёта воображения»[54]. Но ты продолжай…
– Что – вообразил? – спросила Лариса.
– Да вот о вас именно и вообразил. Про вас про всех. И Павла Васильевича тоже. Вы ведь в наше время как бы и случайно попали, мне Александр Иванович давно ещё говорил. Или нет, это Удолин про них сказал, когда мы первый раз пересеклись… Попали случайно и начали действовать. По обстоятельствам… Войну вот Гражданскую переиграли, при активном участии Павла Васильевича, кстати. А то так бы и сидел в Стамбуле неизвестно в каком качестве… – Агранов позволил себе совсем маленькую дерзость, именно из-за присутствия здесь Ларисы. С глазу на глаз от подобного намёка точно бы воздержался.
– А если и товарищ Волович с подобной целью сюда переправлен? – вкрадчиво спросил он. – Как писал господин Мэхен – «Fleet in being». В нашем случае человек, который должен повлиять на мироздание самим фактом своего появления…
Сказал и по взгляду Ларисы понял, что выиграл. Уж какие там внутри «Братства» разборки и подводные течения – ему не узнать до поры, но вот именно сейчас он попал в струю. Или в тех самых пресловутых трёх зайцев. Довёл информацию именно до той, до кого следовало. Продемонстрировал свою полную лояльность и вдобавок подтвердил собственный профессионализм. Да ещё и сдал какие-то козыри Кирсанову. Вне зависимости от того, в какую игру он играет. Вернее – они с Ларисой играют. Не зря же она его с собой привела. А почему, кстати, привела? Не могла же она знать, о чём у них с Аграновым речь пойдёт. Значит, что-то ещё подразумевается. Задумали они что-то, и ему, Якову, некая роль прописана. И не просто – «кушать подано».
А кроме того, снова стало чекисту мучительно интересно – любовники они или нет? Очень уж запросто друг с другом держатся. На ножки её жандарм как-то уж очень равнодушно смотрит, будто совсем его в этой обстановке они не волнуют. В другой насмотрелся. И по типу как-то они друг другу подходят. Представить Ларису в объятиях Кирсанова было совсем не трудно. Гораздо проще, чем красотку с фотографии – в постели с Воловичем.
Он не мог знать, что у Павла с Левашовой вопрос был решён раз и навсегда. Состоялся у них разговор в кейптаунском отеле, ещё в англо-бурскую войну. Там Лариса раздевалась в присутствии Кирсанова, и были они не просто наедине, а на совместном задании, достаточно рискованном[55]. В общем-то – могла бы хоть дверцей шкафа прикрыться, но не сочла нужным. И стыдливостью с юности не отличалась, и нравилось ей эпатировать некоторых мужчин. Тем более – как бы и оперативная необходимость в её «стриптизе» присутствовала.
И словно невзначай у неё вышло, что намекнула она напарнику: удивлена, мол, что мои прелести и сам процесс раздевания никак на тебя не действуют. Любому ведь нормальному мужику должно быть понятно, что если вот сейчас он на неё кинется, то сопротивления не встретит. Даже при её всем известном стервозном характере отдастся без всякого. Откровеннее уже не скажешь.
А Павел ответил совершенно спокойно, как обычно, сидя на подоконнике и пуская на улицу дым сигары. Здесь ему по легенде полагалось почти непрерывно курить сигары, причём самые дорогие. В блокадном Кейптауне, где уже и бурский самосад не всегда купишь.
– Ты ещё не научилась в разведке работать, пусть и задатки у тебя несомненные. Одно из первых, что следует запомнить, – вот это вот, – он указал сигарой ей на грудь и ниже, – пока ты на задании, не более чем разновидность оружия, которым в нужный момент потребуется воспользоваться. Или нет. Отнюдь не озабочиваясь как проблемой морали, так и собственных удовольствий. Эмоции исключаются полностью. Любые. Я это давным-давно постиг, когда меня в питерских дворцах великие княжны в будуары приглашали, «ируканские ковры посмотреть». Просто говорил себе, что – импотент от рождения. И всё. И дело делал, и лишних проблем не возникало, со стороны «сильных мира того». А мы, Лариса Юрьевна, на задании сейчас, так что запомни мои слова, раз и навсегда. Дольше проживёшь…
