- Иди разберись с черным ходом, - велел Ройял. - А я возьмусь за парадные двери и сарай.
Они разделились. Хэнк направился к черному ходу. Сердце тяжело бухало в груди. Ему пришлось дважды нащупывать скобу, чтобы продеть в нее дужку замка.
В такой близи от дома запах старины и гнилого дерева был почти осязаем. В голову Хэнку вдруг полезли все осмеянные в детстве россказни про Хьюби Марстена, а с ними и припевка, с которой они носились за девчонками: "раз-два-три-четыре-пять, не ходи гулять, а то Хьюби придет, на тот свет заберет... не ходи гулять..."
- Хэнк?
Он резко втянул воздух, и второй замок выпал у него из рук. Хэнк подобрал его.
- Соображать же надо! Какого лешего подкрадываешься? Ты уже?
- Ага. Хэнк, кто снова полезет в погреб класть ключи на стол?
- Не знаю, - ответил Хэнк Питерс. - Я не знаю.
- Думаешь, лучше кинуть монетку?
- Ага. По мне, это самое толковое.
Ройял вынул четвертак.
- Скажешь, пока лететь будет, - он подкинул монету.
- Решка.
Ройял поймал четвертак на руку, пришлепнул и показал. Ровно поблескивая, на них смотрел орел.
- Иисусе, - страдальчески выговорил Хэнк. Однако взял ключи и фонарик и снова открыл дверь пристройки.
Он заставил ноги отнести его вниз по лестнице. Когда потолок перестал нависать над самой головой, Хэнк осветил фонариком видимую часть подвала, который тридцатью футами дальше делал поворот в виде буквы "Г" и уходил Бог весть куда. Луч выхватил из мрака стол, накрытый пыльной клетчатой скатертью. На столе сидела огромная крыса. Свет упал на нее, но она не шелохнулась - сидела на пухлых задних лапах и буквально ухмылялась.
Хэнк прошел мимо коробки к столу.
- Кшшш! Крысятина!
Крыса спрыгнула со стола и затрусила прочь, за поворот. Руки у Хэнка затряслись, и луч фонарика рывками заскользил с места на место, выхватывая то пыльную бочку, то сосланный сюда письменный стол, сделанный не один десяток лет назад, то кипу старых газет, то... Хэнк судорожно вернул луч фонарика к газетам и, высветив что-то слева от них, шумно втянул воздух. Рубашка... что это, рубашка? Свернутая, как старая тряпка. Дальше лежало то, что могло быть джинсами. И еще... похожее на...
У Хэнка за спиной что-то громко треснуло.
Он поддался панике, швырнул ключи на стол и широким шагом, сбиваясь на бег, двинулся в обратный путь. Проходя мимо коробки, он понял, откуда донесся звук. Одна из алюминиевых лент лопнула и теперь, как палец, указывала зазубринами в низкий потолок.
Спотыкаясь, Хэнк одолел лестницу, захлопнул за собой дверь пристройки (все тело покрылось гусиной кожей, но это он осознает только потом), защелкнул замок и побежал к кабине грузовика. Дышал он судорожно, часто, со свистом, как раненая собака. Как сквозь вату донесся голос Ройяла - тот спрашивал, в чем дело, что там внизу творится. Потом Хэнк погнал грузовик, который на двух колесах с визгом и ревом обогнул угол дома, зарываясь в мягкую землю. Хэнк мчался в сторону города, к конторе Лоренса Крокетта, не сбавляя скорости до самой Брукс-роуд. А потом его так затрясло, что он испугался, как бы не пришлось остановиться.
- Чего там внизу было? - спросил Ройял. - Чего ты увидал?
- Ничего, - ответил Хэнк Питерс. Слово выбралось наружу, разрубленное на слоги клацающими зубами. - Ничего я не видел и видеть больше не хочу. Никогда.
Ларри Крокетт собрался закрыть лавочку и пойти домой, и тут, предварительно постучавшись, опять вошел Хэнк Питерс. Он все еще выглядел испуганным.
- Что-нибудь забыл, Хэнк? - спросил Ларри. Когда грузчики вернулись из дома Марстена, вид у обоих был такой, словно кто-то крепко ущипнул их за яйца. Ларри выдал каждому по десять долларов сверх обещанного, по две непочатых упаковки "Черной этикетки" и намекнул: не будет ли много лучше, если оба воздержатся от лишней болтовни насчет вечерней загородной прогулки?
- Мне надо вам сказать, - объявил Хэнк на этот раз. - Ничего не поделаешь, Ларри. Я должен.
- Конечно, давай, - сказал Ларри. Он открыл нижний ящик стола, достал бутылку "Джонни Уокера" и плеснул понемножку в пару чашек. - Что у тебя на уме?
Хэнк набрал полный рот виски, скорчил гримасу и проглотил.
- Понес я эти ключи вниз, положить на стол, и смотрю - вроде как одежка. Рубашка и какие-то штаны, что ли... и одна кроссовка. По-моему, кроссовка, Ларри.
Ларри пожал плечами и улыбнулся.
- И что же? - ему казалось, будто в груди покоится большая глыба льда.
- Тот мальчонка, Глик... он был в джинсах. Так в "Леджере" сказано. В джинсах и красной рубашке... пуловере. И в кроссах. Ларри, а ну как...
Ларри продолжал улыбаться, чувствуя, что улыбка примерзла к губам. Хэнк судорожно сглотнул.
- А ну как типы, которые купили дом Марстена и этот магазин, пришпокнули мальчонку Гликов? - Ну вот. Слово было сказано. Хэнк проглотил остававшийся в чашке жидкий огонь.
Ларри, улыбаясь, спросил:
- Может, ты и труп видел?
- Нет... нет. Но...
- Тут бы разобраться полиции, - проговорил Ларри Крокетт. Он снова наполнил чашку Хэнка, и рука у него ни капли не дрожала. Она была холодной и твердой, как камень в застывшем ручье. - И я отвез бы тебя прямиком к Паркинсу. Но такая штука... - Он покачал головой. - Может вылезти куча неприятных вещей. К примеру, про вас с той официанткой из "Делла"... ее Джеки звать, так?
- Чего это вы, черт побери, болтаете? - Лицо Хэнка стало мертвенно-бледным.
- А насчет твоего позорного увольнения они выяснят как штык. Но ты выполняй свой долг, Хэнк. Делай, как считаешь нужным.
- Никакого трупа я не видел, - прошептал Хэнк.
- Вот и хорошо, - улыбаясь, сказал Ларри. - А может, ты и шмоток никаких не видел? Может, это были просто... тряпки.
- Тряпки, - глухо повторил Хэнк Питерс.
- Конечно. Ты же знаешь, что такое старые дома. Какого только хлама там нет! Может, ты видел какую-нибудь старую рубашку или что другое, разорванное на тряпки для уборки?
- Точно, - сказал Хэнк. Он во второй раз осушил стакан. - Хороший у вас способ смотреть на вещи.
Крокетт вынул из заднего кармана бумажник, раскрыл и отсчитал пять десятидолларовых бумажек.
- Это за что?
- В прошлом месяце забыл заплатить тебе за ту работу для Бреннана. Ты давай тормоши меня насчет таких дел, Хэнк. Знаешь ведь, как я все забываю.
- Но вы же...
- Господи, - с улыбкой перебил Ларри, - вот ты можешь сидеть на этом самом месте и что-нибудь мне рассказывать, а наутро я ни слова не вспомню. Вот жалость-то, а?
- Да, - еле слышно отозвался Хэнк. Протянув дрожащую руку, он взял банкноты и запихал в нагрудный карман куртки, словно торопился избавиться от прикосновения к ним. И поднялся, да так поспешно, что чуть не перевернул стул. - Слушайте, Ларри, мне надо идти. Я... я не... Мне надо идти.
