– Буду. Взаимно.
* * *
В двенадцать он был на пристани – катер в Алушту уходил через десять минут. В Алуште Гурьев зашёл в горком партии и, предъявив документы на имя сотрудника аппарата ЦК Кириллова, прошёл в кабинет начальника отделения фельдъегерской почты, отдал пакет. Тот проверил – сургуч, печати. Всё, как полагается. Несколько недоумённо смерив посетителя опытным взглядом, вопросов задавать, разумеется, не стал:
– Сейчас отправим, товарищ Кириллов.
– Отлично, – Гурьев кивнул, расписался в книге сдачи корреспонденции и распрощался.
Покинув здание, Гурьев посмотрел на часы. Через сорок минут рейсовый катер отвезёт его назад, в Сталиноморск. Плёнка из «Минокса» была слайдовой, это позволяло смотреть её через проектор сразу, без печати снимков. Хорошая штука техника, особенно – в нужных руках. Домой, подумал Гурьев. Домой.
К Макаровой он возвратился уже к шести вечера. Хозяйка вместе с Дашей встретили его в гостиной, где по всем правилам был накрыт стол:
– Гур! Как здорово! Мы уже волновались!
– Гостей не было? Незваных?
– Нет, – улыбнулась и покачала головой хозяйка. – Покорнейше прошу отужинать, Яков Кириллыч.
Опять жрать, тоскливо подумал Гурьев. Без этого никак в здешнем раю, что ли?! Он лучезарно улыбнулся:
– С превеликим удовольствием, Нина Петровна. Вы меня постоянно собираетесь кормить, или как?
– Отчего же не покормить, – улыбнулась Макарова. – Я готовить люблю, а если есть для кого – так и ещё лучше.
– И я люблю, – Даша посмотрела на Нину Петровну. – А то я так не могу – просто сидеть, как засватанная.
– А рынок далеко?
– Нет. Меня не затруднит, Яков Кириллович.
– Нас, – поправила её Даша и улыбнулась, заправляя за ухо непослушную прядку.
– Я понимаю. Давайте, в самом деле, отужинаем, а потом всё и обсудим.
Покончив с трапезой и отодвинув тарелку, Гурьев просиял:
– Просто невероятно вкусно. В Сурожске все так готовят?
– В Сурожске? – выпрямилась Макарова и посмотрела на Гурьева. – Вы интересуетесь историей?
– И историей в том числе, – улыбка Гурьева оставалась по-детски безмятежной.
– У нас очень спокойный город, – негромко заговорила после недолгого молчания Макарова и с беспокойством посмотрела на притихшую Дашу. – Спокойный, тихий, курортный город. Флот ведь не так давно здесь поставили, и полусотни лет нет ещё… И готовят здесь хорошо, и живут степенно, не по-московски, мне кажется. Всё у нас тут другое… В Сурожске.
– Мне нравится, – кивнул Гурьев.
– Мне тоже.
– И мне.
– Вот только так уплетать ваши, прекрасные мои государыни, кулинарные изыски за обе щёки – этак я через месячишко ни в одни двери не войду, ни анфас, ни в профиль.
– Вы преувеличиваете, – потупилась Макарова.
– Отнюдь. Ещё раз такой пир устроите – я вот возьму да квартирную плату на сто рублёв-то в месяц и преувеличу.
Сказано это было с улыбкой и вроде как в шутку – но в серьёзности угрозы, похоже, никто не усомнился. Компаньонка и дебютантка переглянулись и дружно прыснули.
– Между прочим, я и сам неплохо готовлю, – притворно обиделся Гурьев.
– А сутки растягивать умеете? – улыбнулась Макарова. – Если уж Вы такой щепетильный, выдавайте, в самом деле, деньги на хозяйство. Чем-то же и мне нужно на старости лет заниматься. Вот съеду к внукам, тогда и будете справляться сами.
– Вы просто сокровище, Нина Петровна, – вздохнул Гурьев. – Что бы я без вас делал?
– Да уж. Давайте ваш паспорт, я вам прописку оформлю.
– Это лишнее. Быстрее, чем у меня, у вас вряд ли выйдет. Я такие, очень волшебные, слова знаю.
– Ох, Яков Кириллыч! Столичные молодые люди все теперь такие?
– К счастью, нет. Всеобщее падение нравов так далеко пока не простирается.
Он сослался на необходимость посидеть над бумагами и, оставив прекрасных дам дальше секретничать и чаёвничать, в чём у обеих, похоже, обнаружилась насущнейшая необходимость, проследовал на свою половину.
Сталиноморск. 30 августа 1940
Парадный вход был, разумеется, закрыт, – Гурьев намеренно выбрал такое время. Он вошёл в помещение, где располагался паспортный отдел милиции, с чёрного хода, просквозил тенью через полуподвальный коридор, вынырнув уже в рабочем вестибюле. Радостно поздоровался, как ни в чём не бывало, с попавшейся ему по дороге паспортисткой, растерянно уставившейся ему вслед, подошёл к двери начальника службы. Табличка на двери гордо известила Гурьева: в кабинете заседает капитан милиции Курылёва Г.А. О, так всё будет несложно, порадовался про себя Гурьев и без стука, по-хозяйски, шагнул внутрь. Сидевшая за столом дама с перманентом и в милицейской форме со шпалой вытаращилась на Гурьева:
– Гражданин?!.
– Здравствуй, голуба, – широко улыбнулся Гурьев, взял за спинку стоявший у стены стул, перенёс его прямо к самому столу, и, усевшись на него верхом, по-наполеоновски, вынул из нагрудного кармана пиджака красную сафьяновую книжечку и положил в раскрытом виде перед глазами дамочки. – Читай, голуба. Не отрываясь.
Всё это была, конечно же, липа. Липа – но высшего качества: отпечатанная в типографии «Гознака», подписанная самыми настоящими уполномоченными на то лицами, украшенная самыми настоящими печатями. Это удостоверение, например, – лично товарищем Сталиным. Хозяин никогда не манкировал своими секретарскими обязанностями. И всё-таки – липа: никогда и нигде он не числился в штатных расписаниях, не получал зарплату, не расписывался в ведомостях. Человек-призрак. Все эти паспорта, удостоверения, фамилии – Кириллов, Царёв, Гурьянов, Короленко и прочие – маски, личины, которые он менял, как и когда хотел. Скоро забуду, как меня на самом деле зовут, подумал он. Тьфу, глупость какая. А ведь поначалу это даже казалось забавным. Документы на имя Тенновского или Мессерера, а то и вовсе Ивана Артуровича Швертмайстера[30]. Глупость. Балаган. Интересно, а Сталин знает, как зовут меня на самом деле? Почему-то он ни разу не спросил об этом. Интересно – почему?
Прочитав, дамочка вернула Гурьеву удостоверение, подняла на гостя потрясённый взгляд и, едва не заикаясь, произнесла:
– Слушаю вас, товарищ инспе…
– Ну-ну, к чему такой официоз, – поиграл бровями Гурьев и опять улыбнулся. – Просто, по-домашнему. Яков Кириллович. Галочка? Глашенька? Грушенька?
– Га…
– Очень рад познакомиться, Галочка, – он достал паспорт, положил на стол, щелчком ногтя подтолкнул его к товарищу Курылёвой и назвал адрес Макаровой. – Прописочку оформи мне, голуба.
