— Кроме того, что вы знакомы меньше суток, а он уже хочет жениться на тебе? И, к тому же, если ему верить, что он пришелец? О, боже, конечно же, ничего.
— Он эмпат. Думаю, это делает его эмоционально более совершенным, — понятия не имею, почему вдруг стала защищать Джеффа. — И Райдер утверждает, что они большие друзья.
— У Джеймса с Полом могут быть прекрасные отношения, но это не означает, что у вас с Джеффом будет то же самое.
— Как ты про них узнала? — Я была с ними несколько часов и ни о чем не догадалась, разве что когда они стали держаться за руки, а мама с ними всего лишь час и уже знает всю историю отношений.
— Тебе нужно научиться подмечать такие вещи.
— Учили в Моссаде?
— В разных местах. Что еще?
— Я думаю. Он, на самом деле, красивый. И он смешной.
— Не возражаю. Они все красивые. Но внешность еще не все. Твой отец в свое время был самым красивым, кого я видела когда-либо до этой встречи, но я вышла за него замуж не из-за того, что он был красавцем. Я вышла за него, потому что он особой породы человек, потому что он хорошо ко мне относился и заботился обо мне.
— Замечательно. Ну, Мартини заботится обо мне.
— Только не принимай поспешных решений из-за всего, что случилось за один, пусть и трудный, день.
Я бы еще много могла наговорить, но решила не спорить.
— Ладно, никаких окончательных решений на эту тему я сегодня принимать не буду.
— Хорошо.
— Так, папа на самом деле не знает, чем ты занимаешься?
— В некоторой степени, знает, — вздохнула мама. — Он знает только о части моей работы: классификация, фильтрация поступающей информации. Поверхностно, но ему и не нужно обо всем знать. Он и не спрашивает. Он знает, что я ему скажу, когда он должен будет знать. В этом плане с ним хорошо, — вдруг мама выпучила глаза и добавила: — Я ожидаю, что у тебя тоже будет в этом плане хорошо.
— Надеюсь на это, — у меня сейчас вообще есть выбор? — Уверена, что тут все сложнее.
— Так и есть, — мама осмотрелась вокруг. — Что-то они там долго совещаются.
— Не имею представления.
Тут Мартини снова заглянул в салон лимузина.
— Мы пытаемся проверить аэропорт, на всякий случай, — от наших потрясенных взглядов Джефф улыбнулся. — Эмпат, помнишь? Я могу почувствовать групповое нетерпение, — теперь он смотрел на маму. — И я забочусь о вашей дочери гораздо больше, чем вы думаете.
После этого он снова захлопнул дверь.
— Ну, единственное, что я могу сказать сейчас, так это его трудно будет обмануть, — тихо сказала мама.
— В отличие от папы?
— Как я уже говорила, — терпеливо прикрыла глаза мама, — папа знает больше, чем ты думаешь.
— Но не все.
— Ни один мужчина не должен знать о своей жене все, — слегка улыбнулась мама. — Тогда исчезнет изюминка, а без изюминки не бывает долгих отношений.
Слова мудрой мамы-Моссад. Сейчас у меня проснулось немного здравомыслия, чтобы не спорить с ней, отложив этот вопрос на попозже. Мартини находился слишком близко, чтобы обсуждать этот вопрос.
— Думаю, у них два сердца. — сказала я, чтобы заполнить возникшую паузу.
Мама задумалась, а потом сказала:
— Этим можно объяснить нереальную скорость.
— Кристофер продемонстрировал движение со свистом?
— Да, на летном поле. Это было интересно.
— Сделал тебе черный туннель?
— Нет, — она улыбнулась, — он сказал, что шел медленно.
— Да, первый раз Мартини сделал так и для меня. Двигаться на обычной скорости для них трудновато.
— Держу пари, так и есть. Альфа Центавра, да? — мама, по-прежнему, выглядела задумчивой, но не взволнованной.
— Для тебя это очередной день на работе, да?
— В каком-то смысле. Работая на моем месте, привыкаешь, что мир часто становится с ног на голову, — вздохнула мама. — Только захочешь уйти в отставку, как что-то происходит, и ты понимаешь, что нужно защищать не только свою семью. Часто на самом деле приходится спасать целый мир.
После всех сегодняшних событий я не могла отнестись ко всему этому несерьезно.
— У того террориста, которого показывали по телевизору, на самом деле выросли крылья с взрывающимися ножами. Это было ужасно.
— И ты остановила его, — я услышала гордость в голосе мамы.
— Думаю, это наследственное.
— Всегда приятно знать, что твой ребенок делает правильные вещи и не трусит, когда это имеет значение. Нельзя ничего сказать до того, как проверишь это на деле. Не у всех есть защитник.
Она посмотрела на меня, и я заметила в ее глазах слезы. Я подвинулась к ней и обняла.
— Я тебя люблю, мама.
Она поцеловала меня в голову и я почувствовала, что этот день, наверное, стоил того, чтобы назвать его удачным, в конце концов.
Мы, наконец, перестали обниматься, и тут же в салон заглянул Мартини. Не знаю, ждал ли он, пока мы закончим с отношениями мать-дочь.
— Леди, пора в путь.
Мартини взял меня за руку, а Кристофер за мамину. Мне это не понравилось совершенно, впрочем, поскольку я не горела желанием держаться за его руку, промолчала.
Гауэр и Райдер шли впереди, мама с Кристофером вслед за ними, а мы с Мартини замыкали шествие. Другие агенты рассредоточились по флангам, друг за другом по трое по обе стороны. Двое из них разделили между собой мамин багаж. Мы выглядели весьма официально, правда, я была единственным человеком не одетым в костюм, так что чувствовала себя немного не в своей тарелке.
Не то, чтобы это имело значение. Потому что в аэропорту людей не было. Причем, ни одного.
— Где все? — спросила я у Мартини.
— Эвакуируются.
— Но должен же быть хотя бы один паникующий.
— Мы знаем толк в эвакуации.
— Вы использовали ту штуку для массовой галлюцинации, не так ли?
— Ты так думаешь? — он улыбнулся. — Да, мы переместили всех в зону получения багажа.
— Если что-то случится, они там будут в безопасности?
— Надеюсь на это. Надеюсь также, что ничего не случится, — он осмотрелся вокруг. Это не было очевидным, но, глядя на него, я видела самый напряженный в мире взгляд.
— Но ты по-прежнему обеспокоен.
— Мы не знаем, могут ли контролируемые сверхсущества общаться друг с другом. Нам хорошо известен Мефистофель, но других мы не знаем, кроме того, что их не так много.
— Тем не менее, хорошо зная Мефистофеля, ты о чем-то беспокоишься.
— Я хочу благополучно добраться до одной из наших крепостей, — кивнул Мартини, — а все остальное пока оставим на потом.
— Подумай, что ли, можешь ли ты это объяснить?
— Может быть, — он усмехнулся. — Я всегда готов объяснить тебе что угодно наедине.
