Додумать я не успел: явился один из моих с данными о молодом человеке. Кстати, их обнаружить было проще всего, и этот бездельник где-то зря болтался почти целый день. Итак, молодой человек прибыл в Форезе вчера утром верхом, остановился в гостинице «Сирена», самой, между прочим, большой и приличной гостинице нашего города, расплатился, оставил вещи в номере, а лошадь в конюшне, вышел из гостиницы, примыкающей, кстати, к городской площади, и более уже не вернулся. Записался он следующим образом: «Матье Матюрен, лейтенант драгунского полка из Кейна, в отпуске».
Когда я услышал название города, у меня в мозгу что-то повернулось. Я вспомнил, по какому поводу слышал фамилию Матюрен. Матюрен из Кейна… Обе мои версии были ошибочны.
Но прежде чем я продолжу, сделаю одно замечание, чтобы успокоить тех, кому моя история покажется слишком безнравственной, хотя сознаю, что этим нарушаю стройность повествования.
Матье Матюрен и Жанна Арден были женихом и невестой. И помолвлены они были больше двенадцати лет.
Как я уже сказал, с того мгновения, как я услышал слово «Кейн», кое-что стало мне ясно. Но я человек последовательный, как уже упоминал, добросовестный и люблю доводить дело до конца, даже если приходится выбираться за пределы округа. И через десять дней был уже в Кейне. Это провинциальный город, пыльный и скучный. Достопримечательностей там мало, разве что тюрьма. Тюрьма там большая, еще с тех времен, когда город был резиденцией Южного приората ордена святого Маврикия. А главное, она непосредственно связана с нашей историей. Потому что ее начальником до недавнего времени был человек по имени Николас Матюрен.
Он, вероятно, рожден был начальником тюрьмы. Честный, неподкупный, истово религиозный. Лет на пятьдесят раньше, когда еретиков у нас, да и в более просвещенных странах еще вовсю жгли и вешали, он был бы сущим проклятием для заключенных (впрочем, и после бывали события… но это я забегаю вперед), а сейчас – просто суровым чиновником. А также домашним тираном. Может быть, тираном – это сильно сказано, но уж самодержцем – точно. Для чад и домочадцев его слово было законом.
Чад было много – шестеро, правда, двое умерли во младенчестве. Не довольствуясь этим, однажды он привел в дом маленькую девочку – ей и пяти лет не было – и заявил, что намерен вырастить ее у себя в доме, а по достижении ею зрелых лет выдать замуж за своего старшего сына Матье. Никому из домашних даже не пришло на ум оспорить это категоричное решение, более смахивающее на приговор, меньше всего самому Матье, который был на семь лет старше своей нареченной. Хотя, возможно, он просто не думал о столь удаленных по времени событиях.
Я же должен добавить, что все сведения, собранные мною в Кейне, стоили мне огромных трудов. И не потому, что горожане неохотно распространялись о Великом Скандале. Напротив. Просто о годах, прошедших с появления Жанны до преступления, мало что можно было сказать.
Матье Матюрен, достигнув юношеского возраста, покинул отеческий дом (но не против воли родителя, а наоборот, повинуясь ей) и поступил в драгуны. Если бы дело было в столице, происхождение сильно отравило бы ему жизнь. Но в городах, подобных Кейну, где хорошее общество крайне невелико, начальник тюрьмы – это просто государственный чиновник, вполне уважаемый человек. И клеймо «сын тюремщика» Матье Матюрена не коснулось. По службе он продвигался прилично, но не блестяще. Вообще о нем мало кто мог поведать что-то определенное. Он был из тех, о ком говорят «звезд с неба не хватает». Впрочем, ничего плохого о нем тоже нельзя было сказать. Вы таких людей наверняка встречали, знаете – молодой человек, исполнительный, доброжелательный, чаще всего белобрысый. (Я помнил, что у Матье Матюрена были светлые волосы. Обо всем остальном в его наружности после того, как он разнес себе череп, я предпочту умолчать.) Вполне уместен как на военной, так и на гражданской службе. Если за ним водились какие-то грехи – а как же без грехов по молодости лет в драгунах? – то столь незначительные, что согражданам не запомнились. Судьбу, предуготовленную ему отцом, он, похоже, принял не только покорно, но и с легким сердцем.
Если Матье Матюрен почитался окружающими за человека ординарного, то его невеста представлялась и вовсе пустым местом. Я сомневаюсь, что до дня преступлении ее вне семейного круга вообще кто-то замечал. Впрочем, для женщины, говорят, это ценное качество. Все свое время эта маленькая, бледная, круглолицая девушка отдавала домашним трудам. Если кто-нибудь заподозрит, что Матюрен-старший взял в дом бедное дитя, чтобы обзавестись бесплатной прислугой, позволю себе возразить. Собственные дочери Матюрена вели тот же образ жизни. Взгляды Матюрена на женское воспитание были чужды новейших веяний – женщина должна знать свое место, полагал он, и быть хорошей хозяйкой. Вот умению вести домашнее хозяйство девушку и учили. Ну и еще грамоте (в чем я имел несчастье убедиться) и основам счета, чтобы на рынке не обманули. Правда, в этой сфере вряд ли и сыновья Матюрена получали лучшее образование.
Жанна хорошей хозяйкой, без сомнения, была. А вот о чем она думала и думала ли вообще, никто не интересовался.
Матье Матюрен посещал отцовский дом по праздникам и, следовательно, с невестой своей виделся. Однако, учитывая строгие порядки дома и суровый надзор старших, они никогда не оставались наедине, да и в присутствии посторонних вряд ли сказали когда-нибудь друг другу что-либо, выходящее за рамки «здравствуй», «до свидания» и «передай, пожалуйста, чашку».
Наконец Николас Матюрен назначил день свадьбы. Жанне исполнилось семнадцать лет – вполне созрела для брака. Матье – двадцать четыре, уже не мальчик, пора обзаводиться семьей.
За две недели до назначенного срока Николас Матюрен найден был в своей комнате зарезанным. В груди у него торчал кухонный нож, которым Жанна накануне чистила рыбу.
По осознании этого факта кинулись искать девушку. Она исчезла.
Из-за суматохи не сразу была замечена раскрытая рукописная книга, лежавшая на столе убитого. Тем более что книга подлежала ведению тюремной канцелярии и находиться на столе начальника тюрьмы имела полное основание. Только после обыска в комнате пропавшей невесты удосужились взглянуть на страницу, на которой был раскрыт тюремный гроссбух. Записанное в ней в сочетании с письмом, найденным в комнате Жанны (точнее, оставленном на видном месте), и пролило свет на произошедшее.
Письмо было анонимным. Неизвестно, каким образом оно попало к Жанне. Скорее всего ей подсунули его в церкви или на рынке – больше она нигде не бывала. Автор письма сообщал, что по воле Господней успел попасть в Кейн раньше, чем свершилось тяжкое преступление, которое, впрочем, есть лишь отголосок еще более тяжкого преступления, совершенного около тринадцати лет назад.
