— Хорошо.
Даже малейшего удивления не показалось на её робко улыбающемся лице, когда Тацуя кивнул.
— Сюда... пожалуйста.
Украдкой, будто боясь привлечь внимание (из-за чего она ещё больше выделялась), Хонока быстро пошла в направлении наружного сада, Тацуя последовал за ней в темпе, который не был ни быстрым, ни медленным... С лицом, говорящим, что он знает всё.
— Эм, Тачу!..
Уединенное место на школьной территории (частое место для признания), о котором она знала, располагалось в тени дерева за гаражом клуба исследования роботов (впрочем, у места не было какой-то особой легенды).
Хонока стала перед Тацуей и со всем сердцем энергично протянула двумя руками небольшую завернутую коробочку, но как только заговорила — запнулась.
И застыла в таком положении.
Длинные волосы, завязанные в два хвостика за шеей, не скрывали огненно красные уши. На голове в проборе между волос немного виднелась кожа, свидетельствующая, что Хонока покраснела полностью.
Она не могла сделать ни малейшего движения. Даже говорить не могла. Не могла ни наступать, ни отступать. Обе руки слабо дрожали, сердце громко билось. Другие места на территории школы производили похожие волны, но волны, производимые из её сердца, были столь сильны и велики, как ни у кого другого. Форма волны была милой и не сгруппированной, как звон, производимый камертоном. Направивший бутон из эго дрожащей души без сердца.
— Спасибо, Хонока.
Из протянутых рук Хоноки, которая задыхалась в собственной страсти и не могла пошевелиться, Тацуя бережно взял завернутую коробочку шоколада, чтобы не дать ей поломаться. И взамен положил в её ладонь чуть меньший подарочный пакетик.
Неуверенность над неожиданным действием, должно быть, пересилила застенчивость (временно); Хонока, с пустым выражением на лице, прижала подарок к груди.
— Эм, Тацуя-сан, это...
— Пока что ответный подарок. Поскольку следующим месяцем[2] я подарю тебе что-то другое, так что ты должна подождать.
Хонока в замешательстве вытерла слезы с глаз, когда с решимостью открыла глаза и неуклюже улыбнулась.
— Ах, эм, я никогда не думала... Эм, Тацуя-сан, можно его открыть?
— Конечно.
Хонока уставилась на подарок, который достала из сумки, будто боясь, что он исчезнет.
— ...Хонока, разве тебе скоро не пора будет идти в класс?
Пока Тацуя с ней не заговорил, Хонока продолжала неподвижно стоять.
Тацуя сосредоточил внимание, чтобы убедиться, что никто за ними не подслушивает или шпионит. Тем не мене, он не зашел так далеко и не использовал Взгляд Элементалей. Он не рискнул раскрыть совершенно секретный навык в День святого Валентина.
Однако Взгляд Элементалей Тацуе следовало использовать.
Конечно же, не было никаких признаков, что их подслушивают. Поскольку до этого времени эта вещь не обладала сознанием.
В укромном уголке гаража, построенного на территории Первой Школы, эта вещь, которая дремала в кукле без сердца, вдруг проснулась из-за волны, напоминающей ту, которая притянула эту вещь в этот мир.
Хотя слово «проснулась» может немного ввести в заблуждение.
Купаясь в сильной чистой мысли, напоминающей молитву, в этой вещи проросло новое сознание.
Если более точно — реконструировалось сознание.
В этой вещи, проживающей внутри куклы без собственной воли, родился разум.
И поселился в кукле.
Когда Хонока зашла в класс, как только положила свои вещи, сразу же полетела в уборную.
Потащив с собой Миюки, которая пришла незадолго до неё.
Она направлялась не в кабинку, а к зеркалу.
Она нетерпеливо развязала ленточки, держащие волосы, затем, в полную противоположность, осторожно собрала волосы.
И последним штрихом использовала пару ленточек, которые только что получила от Тацуи. Ленточки были простого дизайна с двумя маленькими шариками, свисающими на конце. Однако даже если дизайн был несложный, это не значит, что они были сделаны из дешевого материала. Не только петля для завязывания резинки для волос была с покрытием, но и на серебряной застежке были тонкие когти, которые держали шары — сферы сверхчистого кристалла.
Кристаллы были не совсем декорацией, в современные времена они считались ценным медиумом, помогающим магии (чтобы эффективно повышать направление мысленных волн). Как ученицы Старшей Школы Магии, девушки естественно глубоко интересовались такими минералами, и Хонока понимала их ценность. Она была бы очень счастлива с подарком от Тацуи, даже если бы шарики были дешевым стеклом, так что без сомнений она была глубоко тронута.
— Эм, Миюки, как я выгляжу? Странно? Они мне подходят? — с небольшим беспокойством спросила Хонока, держа обеими руками украшение для волос.
Миюки ответила серьезно, без тени веселья или отвращения:
— Не волнуйся, Хонока, они подходят тебе идеально.
— ...Действительно?
— Да. Невозможно, чтобы Онии-сама выбрал неподходящий подарок.
В ответ на слова Миюки Хонока кивнула, краснея.
С облаками в голове Хонока не заметила, что у голоса Миюки была такая аура, будто она читает сценарий.
Расставшись с Хонокой и направившись в собственный класс, Тацуя боролся с нахлынувшим чувством ненависти к себе. С Чувством вины, вызванным действиями, которые по-видимому обманули девушку и сожалением о том, что сделал сестру сообщником, всё это вызвало боль в сердце, как у постепенно увеличивающейся полости в зубе.
По правде, украшение для волос, которое он подарил Хоноке, выбрала Миюки.
Но если было бы лишь это, он оставил бы это в покое как «цель оправдывает средства». Это не изменило бы того факта, что это был «подарок от Тацуи», и определенно не стоило огорчать Хоноку.
Однако причина в подарке не была столь невинной.
Тацуя понимал, как сильно подарок в благодарность за её шоколад, к сожалению, заполнил её сознание. Дарение и получение шоколада на День святого Валентина естественно включает образ обмена «чувствами», отношениями, когда двое связанны «обещанием»; действительно, вполне ожидаемо, что в её голове всплывут такие мысли.
Вот почему в этот день он приготовил ответный подарок; реакция Хоноки полностью попала под расчеты Тацуи.
Тацуя играл с привязанностью Хоноки.
Он уже давно смирился принять вину.
Он ничего не мог сделать с тем, что был бесчувственным, что не понимал человеческих эмоций, и даже если он использовал социальные навыки, чтобы с этим справиться или даже получить возмездие, он думал об этом, как пожать плоды того, что сам посеял (но не то чтобы он смирился).
Однако, даже зная, что сестра никогда не будет противостоять его решениям, чтобы отложить неизбежное, он использовал сестру в импровизированной уловке, поэтому он не мог не сожалеть.
