- Завтра вечером, если все будет благополучно, поведу туда жену, - с важностью промолвил инспектор. - Я-то предпочел бы кино, но жена любит цирковые представления. Так кто же такая эта Фифин?
- Могучая женщина, примерно вашего типа, инспектор. Она работает на трапеции и предлагает всем вести счет своим вращениям и оборотам. Весь зал считает. Это очень нравится публике. Это, кроме того, очень удобно ей и тем кому она служит, так как пока все смотрят на сцену и считают, она может передавать информацию цифровым кодом.
- Та-та-та! - воскликнул инспектор. - Это что-то слишком уж сложно для меня!
Я выбил трубку о каминную решетку.
- Еще чашку, инспектор? Отлично. Вы замечаете, как я стал терпелив и кроток? Я не буду опять рассказывать вам, чего добились немцы и японцы теми методами, которые вы называете "слишком сложными". Поглядывайте иногда на карту и спрашивайте себя: мало ли сложного в мире, где мы живем?
Инспектор посмотрел на меня поверх своей чашки.
- Пожалуй, вы правы. Я часто по утрам спрашиваю себя, не снится ли мне все это. Ладно, дружище. - Он наклонился вперед и похлопал меня по колену. - Рассказывайте дальше.
- Номера телефонов, которые я дал вам, я взял, вернее, списал, сегодня у Фифин в уборной. А вот еще бумажка с какими-то цифрами, ее я подобрал там же с пола. Она, очевидно, пользовалась ею на той неделе. Я не специалист по цифровому коду и не намерен тратить время на расшифровку, а просто пошлю эту бумажку нашим экспертам. Смотрите, как все ловко придумано! Вам ничего не нужно делать, только сидеть в зале и считать вместе с остальными зрителями - и вы таким образом принимаете сообщение. Труппа все время переезжает из одного промышленного района в другой, и все заинтересованные лица без затруднений могут прийти в театр на представление. У немцев есть методы гораздо более тонкие и точные, но и этот неплох. И уверяю вас, что наш приятель Периго знает, кому понадобилась эта затея с подсчетом акробатических трюков. Я сидел на днях в "Ипподроме" на представлении почти рядом с ним и сразу заметил, что он разгадал, в чем тут дело.
- Тогда давайте арестуем эту женщину! - воскликнул инспектор.
- Сделав это, мы только вырвали бы одно звено из цепи, - вот и все. А двадцать других, более важных, уплыли бы у нас из рук. Нет, пока все идет как надо. Я не собирался утруждать вас проверкой Фифин. Предоставьте ее мне. Я просто решил вам доказать, что знаю кое-что о Периго. Кто следующий?
- Да вот... Мисс Экстон, у которой лавка, - протянул он неохотно. - Не понимаю, зачем вы ее сюда вписали.
- Хотел знать, имеются ли у вас какие-нибудь сведения о ней, вот и все, - усмехнулся я. - Мы с ней только что очень мило выпили. У нее удивительный по нашим временам запас спиртного. А заинтересовался я ею по двум причинам. Во-первых, потому что при первой же нашей встрече она мне солгала. Во-вторых, потому что она явно разыгрывает какую-то комедию. Вы не знаете, кто она?
- Племянница вице-адмирала сэра Джонсона Фрайнд-Тепли, - прочитал мне из своего блокнота инспектор. - С большими связями. Последние несколько лет перед войной жила за границей. Когда война началась, она ездила в Америку и пробыла там до прошлого лета, а вернувшись, открыла в Грэтли магазинчик. Жена заходила туда раза два, покупала у нее разные мелочи для подарков, но она почему-то недолюбливает мисс Экстон. Говорит, та слишком самоуверенна и вообще неприятная особа. Знаете, на женщин угодить трудно.
Я раскурил трубку.
- Нет, инспектор, я прекрасно понимаю вашу жену. Завтра вечером мисс Экстон обедает со мной, и я постараюсь сам узнать о ней побольше. Но она мне кажется вполне благонадежной.
- Мне тоже. Вы только теряете напрасно время мистер Нейлэнд. То есть, он ухмыльнулся, - если вы тут стараетесь для дела, а не для себя.
Затем лицо его опять стало серьезным, и он выразительно постучал пальцем по блокноту.
- Что касается последней фамилии в списке...
- Доктор Бауэрнштерн?
- Да. Эту фамилию я не хотел бы видеть здесь. Придется мне выложить карты на стол, мистер Нейлэнд. Конечно, если вам угодно, я буду говорить с вами только как полицейский. Пожалуй, так лучше, потому что, если я буду откровенен, вы можете причинить мне большие неприятности... - Он нерешительно остановился.
- Послушайте, Хэмп, - сказал я, нарочно называя его просто по фамилии, без официального звания. - Одна из худших сторон работы, которой мне приходится заниматься - а я ее не люблю и гораздо охотнее работал бы по своей специальности, - та, что мне почти никогда не удается говорить с людьми откровенно. Я только выуживаю из них информацию. Я их ловлю, играю роль и пытаюсь понять, не играют ли роль и они. С вами ничего этого не нужно. Если я говорю вам не все, что знаю...
- Не волнуйтесь, Нейлэнд, - перебил он с усмешкой, - я не такой тупица, каким кажусь. Уж это я понимаю...
- Если я говорю вам не все, то не потому, что я вам не доверяю, а просто у человека бывают смутные догадки, подозрения, неясные еще ему самому, о которых до времени лучше не говорить. Если я поделюсь с вами, вы можете отреагировать так, что испортите мне все. Понимаете? Ну то-то! Я вам абсолютно доверяю и хочу, чтобы вы доверяли мне. Для меня такая радость, Хэмп, что есть человек, с которым я могу говорить прямо и быть самим собой. Поэтому, ради бога, забудьте о своем чине и рассказывайте, что знаете, что думаете и чувствуете.
- Хорошо, - сказал инспектор с видимым облегчением. - Значит, насчет доктора Бауэрнштерн. Я не удивился, увидев фамилию в списке, но огорчился. Огорчило меня это потому, что она мне симпатична, и я считаю, что ее обижают напрасно. Она хороший врач и, по-моему, славная женщина, и я слыхал, что она творила настоящие чудеса с ребятишками в больнице.
- Она была замужем за австрийцем, - перебил я, не желая слушать то, что я уже знал. - И считает его великим человеком, и не желает переменить фамилию, и ей живется нелегко.
- Ага, вы, я вижу, кое-что уже знаете. Должен сказать, вы быстро собираете сведения. Так вот, когда доктору Бауэрнштерну - я говорю о муже - пришлось у нас регистрироваться и потом выполнять всякие формальности, я его узнал поближе. Помню, раз он высказал мне свое мнение о фашистах... такой печали и горечи я в жизни не видел. А уж врач был - просто чудотворец! Он вылечил мою маленькую племянницу, а до него сестра возила ее в Лондон к лучшим специалистам, но все они говорили, что болезнь неизлечима. Бауэрнштерн скоро умер. Он был человек уже немолодой. По возрасту годился своей жене в отцы. Мне думается, она вышла за него потому, что очень почитала его и как человека и как врача.
- И я вынес такое же впечатление из того, что она говорила. Я с нею встретился впервые вчера вечером, и знаете где? Здесь, в комнате Олни. Она ждала его и сказала мне, что он ее пациент. А сегодня я заходил к ней и был приглашен к чаю. Она мне немножко рассказала о себе и о муже. Потом пришел Периго.
