На шее у него висела золотая цепь с медальоном, изображающим Домашний Камень Ара. В руках у него был сам Камень, этот ничтожный источник стольких страданий и страстей, кровопролитий и славы. Он держал его бережно, как ребенка.
У входа двое из его людей укрепили тарларионскую пику, вроде тех, что были у Казрака и его товарищей, в щели, наверное, специально приготовленной для этого. Вероятно, с ее помощью меня должны были заколоть. Существовали разные пути прекращения моего существования, и некоторые из них были милосерднее других. Я не ожидал, что мне будет дарована быстрая смерть.
- Это ты украл Домашний Камень Ара? - спросил Марленус.
- Да.
- Это было сделано неплохо, - сказал он, наблюдая игру света на истертой поверхности камня.
Я ждал, стоя на коленях, удивляясь тому, что его, как и тарнсменов, не интересовала судьба дочери.
- Ты понимаешь, что должен умереть? - не глядя на меня спросил
Марленус.
- Да.
Держа камень в руках, Марленус наклонился вперед:
- Ты молод, храбр и глуп, - сказал он, внимательно посмотрев мне прямо в глаза, и выпрямился.
- Когда-то я был также молод и храбр, и, быть может, так же глуп - да глуп. - Марленус смотрел куда-то поверх меня. - Тысячи раз я рисковал жизнью и отдал годы юности мечте об Аре и империи, когда на Горе будет единый язык, единые законы, единые деньги, дороги и пути станут безопасными, крестьяне будут мирно возделывать свои поля, и будет лишь один Совет, лишь один могучий город, объединяющий цилиндры нескольких небольших, враждующих городов - все это разрушил ты... - Марленус взглянул на меня. - Впрочем, что ты, простой тарнсмен, можешь понимать в таких вещах? Но я, Марленус, хотя и являюсь воином, я больше, чем просто воин, и так было всегда. Когда другие видели только законы своей касты, не чувствовали другого долга, кроме долга своему Домашнему Камню, я осмелился мечтать об Великом Аре - когда настанет конец бессмысленным войнам, кровопролитию и террору, конец тревогам и страху, омрачающим нашу жизнь я мечтал о том, что из праха поднимется новый мир, мир законности и чести, власти и справедливости.
- Твоей справедливости, - сказал я.
- Моей, если хочешь, - согласился он.
Марленус положил Домашний Камень пред собой на землю и взял меч, лежащий на коленях. Теперь он был похож на бога войны.
- Знаешь ли ты, тарнсмен, - спросил он, - что здесь нет другой справедливости, кроме справедливости меча? Такова правда - подумай об этом. - Он сделал паузу. - Без этого, - он дотронулся до лезвия, - нет ничего - ни справедливости, ни мира. Без меча здесь нет ничего.
- По какому праву меч Марленуса должен принести справедливость на Гор?
- Ты не понимаешь, - ответил он, - что само право, о котором ты столько говоришь, обязано своим существованием мечу.
- Это ложь, - сказал я. - Надеюсь, что ложь. - Я выпрямился, хотя малейшее движение раздражало раны от кнута на спине.
- До меча, - терпеливо объяснил Марленус, - тут не было права, только факт - что есть то, что есть, а не то, чему следовало бы быть, и так будет до тех пор, пока меч не создает, установит, гарантирует правду, не придаст ей вес и значение. - Он с легкостью поднял меч, как если бы это была ветка. - Сначала меч, потом государство, и лишь затем - справедливость.
- Но мечта об Аре, о которой ты говоришь, в которую веришь, она принесет это право?
- Да.
- Это правильная мечта?
- Несомненно.
- Тогда твоему мечу не хватило силы воплотить ее в жизнь.
Марленус задумчиво взглянул на меня и рассмеялся.
- Клянусь Царствующими Жрецами, я утратил меру.
Я пожал плечами, что было весьма болезненно в цепях.
- Но, - продолжал он, - если даже ты прав, как же мы узнаем, верна мечта или нет.
Я не мог ответить на этот вопрос.
- Я скажу тебе, - рассмеялся Марленус и похлопал по лезвию, - с помощью этого.
Он поднялся и вложил меч в ножны. Как по сигналу, в пещеру вошли тарнсмены и схватили меня.
- Заколоть его, - приказал Марленус.
Тарнсмены сняли с меня цепи, чтобы я мог умереть свободным. Вероятно, для того, чтобы мои конвульсии доставили больше удовольствия наблюдателям.
Я как бы онемел, даже спина, которая, не будь я на пороге смерти, была бы адом, не давала о себе знать.
- Твоя дочь, Талена, жива, - сказал я Марленусу. Сам он не спрашивал меня об этом и даже не подавал признаков заинтересованности. И все же, поскольку он был человеком, я решил, что и он хочет об этом знать, несмотря на то, что он был далек от мира и погружен в свои мечты.
- Она должна была принести мне тысячу тарнов, - сказал он. Продолжайте, - приказал он воинам.
Они крепко схватили меня за руки. Двое вынули пику из щели и понесли ее вперед. Она должна была вонзиться в меня, и вместе со мной вернуться на место.
- Она твоя дочь, - сказал я Марленусу. - И она жива.
- Она подчинилась тебе? - спросил он.
- Да.
- Значит, она ценит свою жизнь дороже моей чести.
Внезапно чувство онемелости, бессилия во мне исчезли в вспышке ярости.
- Будь проклята ваша честь, - проревел я. - Ваша вонючая честь!
Не понимая уже, что делаю, я стряхнул двух тарнсменов со своих рук, как детей, и обрушился на Марленуса. От моего удара по лицу он опрокинулся назад, морщась от боли и удивления. Я повернулся как раз вовремя, чтобы отразить пику, летящую мне в спину. Я схватил ее, перевернул и, используя, как палку, держа ее перед собой, прыгнул на тех двоих и опрокинул их. Раздалось два крика, и пика оказалась в полном моем распоряжении. Пять или шесть тарнсменов уже бежали к широкому отверстию пещеры, но я ринулся на них, и, держа копье перед собой параллельно земле, с нечеловеческой силой выволок их наружу и скинул с края площадки перед пещерой. Их вопли были заглушены ревом тарнсменов, бросившихся на меня.
Один из них поднял арбалет, но я проткнул его копьем насквозь, и стрела ударила в стену над моей головой, выбив сноп искр. Другого я сбил ударом ноги и, выхватив его меч, уложил третьего, подбежавшего ко мне, и ранил четвертого, но был оттеснен вглубь пещеры. Я был обречен, но решил умереть с честью. Все это время я слышал звериный рык Марленуса, хохотавшего за моей спиной от радости, что простое закалывание превратилось в бой, так милый его сердцу. В момент передышки я повернулся лицом к нему, надеясь скрестить меч с самим убаром, но в этот момент кандалы ударили меня по лицу и горлу - метнул их в меня Марленус. Я задохнулся и мотнул головой, чтобы стряхнуть с глаз кровь, и меня тут же схватили трое или четверо тарнсменов.
- Хорошо сделано, юноша, - объявил Марленус. - Я так и думал, что ты не захочешь умереть, как раб. - Он обратился к своим людям, указывая на меня. - Что скажете, - рассмеялся он. - Достоин ли этот воин умереть Смертью Тарна?
