— Да, Брюс, поговори с ним! — поддержали старые моряки. — Пусть он тебе скажет, почему эту кашу заварил! А тогда уж вы с Гроссом пойдете в магистрат, от нас ратсманы отмахнутся, а от вас и от господ арматоров не посмеют!
Ларре нахмурился — очень ему не нравилось, что Георга признали равным Гроссу.
Ратсман Горациус и седой урод не очень-то хотели отвечать на расспросы, но Георгу посоветовали пригрозить гневом бургомистра, который, так уж вышло, был женат на девице из рода капитанов Брюсов. Это подействовало — невзирая на шипение, выкрики и даже плевки урода ратсман заговорил.
— Эта проклятая богадельня стоит чуть ли не посреди города, и арматоры ее берегут и защищают, словно болезное дитя! А дом-то замечательный — на что старикам такой домище? — тут голос Горациуса даже стал жалобным. — Я хотел у них дом выкупить, а стариков перевезти за город, поставить для них в Каннау хорошенькие маленькие домики, так арматоры цену заломили! Ну, думаю, раз так — вы мне этот дом отдадите за бесценок! Думал, думал, как бы это сделать, и тут ко мне приехал из Хазелнута алхимический магистр герр Румпрехт. И сам первый заговорил про богадельню. Он сказал, что в этом деле и у него есть свой интерес… и денег обещал, чтобы я выкупил дом у арматоров…
— А ему-то что требовалось? — спросил Георг.
— Он средство для полетов хотел…
— Молчи! — крикнул Румпрехт. — Не то пожалеешь!
— Помолчи, помолчи… — ехидно посоветовал ратсману дядюшка Сарво. — То-то Стелла Марис порадуется. То-то она за тебя словечко там, наверху, замолвит, когда соберешься помирать! Забирай с собой эту гадость, забирай…
— Средство для полетов! — решительно воскликнул ратсман. — Туда идут селезенка летучей мыши, это, как его… порошок из когтей морского ястреба… когти мне парни с «Девы востока» привезли… еще что-то…
— И кровь утти, — добавила Нелле. — Все прочее добыть несложно, а кровь утти — такая диковинка, что ни за какие деньги не купишь. Румпрехт, куда это ты лететь собрался?
Ответа не было. Зато опять загалдели старые моряки, грозясь утопить алхимика, спустить с него шкуру, повесить на рее, накормить ядовитым плавунцом — и все сразу.
Нелле отходила к двери, ведущей на галерею, и смотрела при этом на всех старых моряков поочередно, словно бы прощалась с ними. Но ее взгляд не понравился Ларре. Какой-то он был чересчур пытливый, что ли… Опять же, моряку хотелось явить перед всеми свою отвагу, а в особенности — перед Георгом Брюсом. И нашел он таки способ показать будущему капитану, что тот ни в людях, ни в покойниках не разбирается. Вдоль стенки, размалеванной знаками и надписями, за спинами моряков прокрался он, оказался рядом с Нелле — и вдруг сорвал с нее покрывало.
Тут-то все и увидели на светлых волосах девушки сияющий миртовый венок!
— Мертвая невеста! — воскликнула стряпуха Грета.
— Ну и дурак же ты, матрос Бройт, — сказала девушка и пропала.
— Это же Стелла Марис! Это она к нам приходила! — закричал Георг и кинулся за Нелле.
— Сестричка моя, сестричка! — закричал и Ганс.
Вдвоем они выскочили на галерею. Девушка уже сбегала по лестнице вниз.
Она собрала юбку так, как деревенская птичница, собирающая в подол куриные и гусиные яйца.
— Ну-ка, сюда, малыши, — сказала она. — Я знаю, где вы спрячетесь на одиннадцать лет, если будете умны…
Утти, числом восемь, с трудом поместились в подоле. И Нелле пошла прочь с замкового двора, обернувшись всего один раз — чтобы сказать Гансу:
— Оставайся тут, братик. Твоя-то судьба уже решена. Это будет прекрасная судьба, вот увидишь! Стелла Марис еще порадуется, глядя на тебя, когда ты взойдешь на борт в капитанской кирасе и с новеньким патентом на капитанский чин.
Ганс остановился, но Георг побежал следом и нагнал девушку уже на тропе.
— Это ты, Стелла Марис, Звезда Морей? Это ты пришла к морякам на выручку? — спросил он.
— Нет, молодой капитан, я не Стелла Марис, — ответила она. — А что, ты бы хотел увидеть Звезду Морей?
— Говорят, если она сама благословит моряка, его морское дно не примет, в любой шторм волны на берег вынесут.
Тут рядом с Георгом оказался Ганс.
— Ты расскажи ему, сестричка Нелле, — попросил мальчик. — Ты не знаешь его, а я знаю! Ему можно!
— Ступай, Ганс, и забудь все, что вспомнил по слову Стеллы…
— Нет, сестричка, нет, я не хочу забывать… Я никому не скажу, вот чем хочешь поклянусь: никому ни слова!..
Георг смотрел на девушку так, словно желал запомнить навеки ее лицо. И, видать, Нелле пожалела его, хотя вовсе не походила на девиц, склонных к излишней жалости. Их взгляды встретились — и на секунду приоткрылось перед ней будущее…
— Хорошо, молодой капитан, — сказала она. — Есть такой тайный уговор со Стеллой Марис. Если вдова моряка попала в беду и ей нечем кормить детей, она приводит их ночью на морской берег и говорит: Стелла Марис, ты мать и я мать, возьми моих ради своего материнства! И тут нужно рассказать всю правду — Стелла Марис не любит вранья. Скажем, женщина приводит детей и говорит: Стелла Марис, я понравилась неплохому человеку, он готов взять меня с двумя младшими, которые скоро к нему привыкнут и станут звать отцом, но старшую дочь он, кажется, невзлюбил, и из-за нее у меня с тем человеком будут ссоры, если только он вообще решится со мной повенчаться; Стелла Марис, пусть хоть у маленьких будет отец! Это печальная правда, но правда, и если Стелла Марис принимает решение, то на берег набегает белый вал. А когда он откатывается — старшей дочери уже нет.
— И что же с ней дальше?..
— Она растет вместе с другими детьми Стеллы Марис, вырастает и становится помощницей. Если ты увидишь на дороге одинокую девушку в покрывале «серой сестры», или в клетчатой юбке горянки, или даже в мужском наряде, не смейся над ее одиночеством и не пытайся даже прикоснуться к ней — может быть, ее послала Стелла Марис кому-то на помощь.
— И это как — навсегда? — спросил Георг.
— Зачем же навсегда? Если такая девушка полюбит моряка, то Стелла Марис дает ей приданое и отпускает. А ее миртовый венок уплывает по волнам. Может быть и такое — старая мать придет на берег и скажет: Стелла Марис, я осталась совсем одна, будь милосердна, отпусти мое дитя! И тут тоже нужна вся правда… чаще всего Стелла Марис детей не отпускает…
— Почему?
— Потому что… Она строгая, Стелла Марис, и если мать вспоминает о детях только потому, что на старости лет хочет сесть им на шею!.. — тут Нелле помолчала, справляясь со вскипевшим возмущением. — Если она все эти годы не любила, не помнила свое дитя… если просит не ради любви…
