Господи, как больно. Боль втекает в горло, проливается в пищевод, прокалывает сердце…
Всё.
* * *
В книгах Алкин читал, что сознание возвращается постепенно. Сначала человек ощущает свое присутствие в мире и плохо понимает, на каком он свете. Потом чувствует свои руки-ноги и, наконец, открывает глаза, чтобы увидеть над собой доброе лицо врача и услышать: «Вот вы и вернулись»…
Ничего этого не было. Он открыл глаза и понял, что лежит на высокой больничной кровати в палате, стены которой выкрашены в светло-зеленый цвет. В левую руку скорпионом впилась игла от капельницы, висевшей на высоком штативе, а правая рука свободна, и можно почесать ею слезящиеся глаза.
– Сара, – сказал он. То ли позвал, то ли спросил, то ли что-то констатировал в собственном еще не окончательно проснувшемся сознании.
Знакомый голос повторил:
– Сара.
И добавил:
– С Сарой все в порядке. А почему вы спрашиваете?
Странный вопрос. Алкин повернул голову на голос и встретился взглядом с главным констеблем. Бакли сидел на высоком табурете, он был почему-то в гражданском, хотел, должно быть, показать, что здесь не по долгу службы… тогда зачем? Меньше всего Алкину хотелось сейчас видеть именно Бакли, но, с другой стороны, кому же знать все детали, если не ему?
– Что вы здесь делаете? – спросил Алкин. Думал, будет тяжело произносить слова, но нет – он ощущал желание, возможность и даже необходимость говорить то, что думал, то, что хотел, то, что должен был. – Сара жива? Вы хотите получить мои показания об аварии?
– Слишком много говорите, мистер Алкин, – сухо произнес Бакли, сложив руки на груди и отодвинув табурет дальше от кровати, будто голос Алкина его раздражал и звучал слишком громко. – Сара жива, да. Вообще-то, она даже не ранена. Если не считать шокового состояния. Сейчас с ней психолог, они в соседней палате. А машина – в лепешку. Вы говорили с Сарой по телефону, когда произошла авария.
– Она…
– Я знаю, это она вам звонила. Грубое нарушение правил. Что вы ей сказали?
– Я…
– Да, вы, – с неожиданной злостью произнес Бакли. Он взял себя в руки и повторил тихо: – Что-то вы Саре сказали, такое, что вывело ее из равновесия. По сути, мистер Алкин, виновник аварии – вы.
«Он хочет навесить это на меня, – подумал Алкин. – Он прав – если бы я умел водить машину, аварии не случилось бы. Знал бы, что сделать, и сделал бы. А я не знал. Растерялся. Нажал на тормоз. Или Сара?»
В тот момент он не отличал себя от нее. Наверно, только помешал ей, и, если бы не он… Но ведь все обошлось, Сара не ранена. Значит… А машина…
Мысли путались.
– Виновник аварии – вы, – повторил Бакли. – Прошу вас подумать над этим.
Он поднялся.
– Послушайте, – Алкин попытался приподняться на подушках, но в ногу ему, видимо, тоже была воткнута игла, он почувствовал, как что-то натянулось. Неприятное ощущение.
– Послушайте, мистер Бакли, не надо так со мной разговаривать.
– А как? – осведомился главный констебль.
– Что со мной? – вырвалось у Алкина. – Где я?
– С вами – ничего особенного, – с легким презрением в голосе ответил Бакли. – Сердечный приступ. Вы в госпитале Королевского колледжа. Сейчас вас осмотрит врач и, скорее всего, отпустит на все четыре стороны. Не так уж вам плохо, как вы хотите показать, мистер Алкин.
– Я вовсе не хочу… – рассердился Алкин и сделал еще одну, такую же безуспешную, попытку спустить ноги с кровати.
– Лежите пока, – разрешил Бакли. – Только все-таки ответьте на вопрос: что вы сказали Саре? Из-за чего она так разволновалась, что не справилась с управлением?
Алкин закрыл глаза и отвернулся. Он слышал, как открылась и закрылась дверь, как чьи-то теплые руки – похоже, женские, – взяли его запястье и нащупали пульс, потом что-то выдернули из ноги, была мгновенная боль, и еще кто-то положил ему на лоб ладонь и сказал низким голосом, который мог быть женским, а мог и мужским:
– Мистер Алкин, как вы себя чувствуете?
Он открыл глаза и понял, что только сейчас пришел в сознание по-настоящему, как это описывается в книгах: светлый потолок, рассеянный свет, и склонившаяся над ним женщина в светло-зеленом халате, внимательный взгляд, живое участие…
– Спасибо, все в порядке. Что со мной было?
Он подчеркнул слово «было», давая понять, что сейчас чувствует себя прекрасно. Во всяком случае, достаточно хорошо, чтобы ему разрешили встать и пойти к Саре, которая в соседней палате разговаривает с психологом. Не нужен ей психолог. Он должен сказать ей…
– Сильный сердечный приступ, – сообщила женщина. – Похоже, сейчас вам действительно лучше. Хороший пульс, неплохая кардиограмма. Вы много работали в последнее время?
– Не сказал бы… Можно мне встать?
– Полежите еще немного, – покачала головой женщина. – Скоро будет готов анализ крови.
– Да не нужно мне…
– Здесь я решаю, что вам нужно, а что нет, договорились?
Голос мягкий, но твердый, спорить бесполезно.
– Сара, – сказал Алкин. – Сара Бокштейн. Что с ней? Мне нужно с ней поговорить.
– С мисс Бокштейн тоже все в порядке. Конечно, вы сможете поговорить. Чуть позже.
Алкин закрыл глаза. Подумал о том, что медицинская страховка, которую он купил год назад, может оказаться недостаточной, и что тогда? Его не выпустят из больницы, пока он не найдет денег? Или наоборот – быстрее от него избавятся, а потом навесят огромный долг, который он будет выплачивать лет десять?
Ах, да все равно, почему он думает об этом, а не…
Что, все-таки, произошло, когда они говорили о Хэмлине и Гаррисоне, когда сравнили этих двух людей и, похоже, поняли, почему Хэмлин умер, а Гаррисон все еще жив? И почему Хэмлин умирал четыре раза (может, и больше?), пока не умер окончательно.
Алкин попытался восстановить в памяти мгновение, когда за стеной дождя возник яркий свет фар, ослепивший… кого? Сару, конечно, но почему он ощутил этот взрыв света, почему инстинктивно сделал ногой движение, будто надавил на педаль тормоза? Так же, наверно, ощущал реальность и Хэмлин, увидев в приступе ревности сидевшего за столом Коффера. Когда он понял, что произошло? Уже после того, как инстинктивно вонзил кэпу в грудь несуществующий нож?
Резервы организма. Конечно. Выброс адреналина. Но это потом, это следствие, реакция на то, что уже произошло. На то, как проявила себя энергия, заполняющая космос.
Реакция организма. Но сначала безумный, инстинктивный порыв, – один убитый, трое раненых… машина летит в кювет, а Сара жива и даже не поцарапана… А потом реакция. Та же энергия, те же квантовые законы. Смерть.
Алкину стало страшно, и он попытался осторожно вытащить из локтевой вены иглу от капельницы. Не получилось. Тогда он вспомнил, как видел по телевизору больных, расхаживавших по больнице с аппаратом, будто с собакой на привязи.
