— А я чьими же? — удивился Колоколов. — Да я сегодня больше всех перетаскал, хотя всю эту команду купить могу.
— Вам надо читать, — сказала Ниночка. — Вам нужно заняться образованием. То, что вы темный, вас не оправдывает.
Колоколов хотел обозлиться на девчонку, а потом засмеялся, махнул рукой.
— Твой Костик образованный, а что толку?
Так и сказал — «твой». Но в шутку.
Сначала отплыли лодки вверх по течению. К счастью, ветер дул снизу, помогал, можно было поставить паруса.
На первой лодке поместились три девушки и больной капитан. Гребли казак с тунгусом Илюшей. Колоколов им хорошо заплатил, чтобы старались. Во второй плыли Дуглас с китайцем, а гребли два матроса.
Колоколов стоял на берегу. Ждал, обернется ли Вероника.
Та обернулась. Но позже, чем ему хотелось. Словно вспомнила не сразу, как не о самом важном. Подняла руку.
— Увидимся в Новопятницке, — сказал Колоколов. — Через две недели.
Но сам не очень в это верил. Думал, что капитан помрет, а англичанка вряд ли будет его ждать — с первой оказией отплывет в Якутск. А если догнать — не узнает.
— Ну, мать вашу, пошевеливайтесь! — закричал он на матросов. Те даже удивились: Колоколов редко позволял себе сквернословить.
* * *
За второй день все устали дальше некуда.
Приходилось то и дело спешиваться, вести лошадей на поводу. Тропа прервалась. Иван Молчун каким-то особым чутьем находил дорогу в буреломе и на проплешинах топи. Андрюша, у которого не было опыта таежных походов, да и телом был не силен, совсем скис, опух от укусов комарья, готов был плакать, но не жаловался. Костя в первую же ночь предложил вернуться. Не пробиться, сказал он, за Урулган. Надо с той стороны идти, от Вилюйска, там тропа есть. Мюллер выслушал его равнодушно и сказал, что легких путей в тайге не бывает. Как на лекции — словно и не выходил из своего кабинета. Первым забрался в палатку и заснул.
На второй день после обеда снова вышли к речке и, к своему удивлению, натолкнулись на людей. Людей было трое — корейцы золото мыли. Таких партий в тайге — десятки. Припас колоколовский, и добычу ему сдавать. Колоколов лучше других хозяев, не обманывает, следит, чтобы люди были довольны. Так говорили корейцы, но неизвестно, правду или нет, потому что они знали Костю в лицо. А уж Ивана Молчуна — точно. С ними и заночевали на вторую ночь.
Корейцы эти места знали. И сказали неожиданное: оказывается, экспедиция идет неправильно. Если завтра они перевалят через хребет, то никакого небесного камня там не найдут.
Сами корейцы камня не видели — зачем им туда ходить? Но тунгусы им объяснили, что упал камень в распадке между двумя горами, куда южнее долины Власьей речки. Там он и лес повалил.
— А что тунгусы говорили о самом камне? — настаивал Мюллер. — Они же видели?
— Не видели они камня, — сказал старший кореец, который сносно говорил по-русски. — Нет там камень. Болото. Если он упал, в болоте утонул.
— Может, они не там смотрели?
— Моя не знает, — сказал кореец. — Моя туда не ходил.
Костя лег спать недовольный — ему не хотелось переться в горы. Андрюше было неловко идти спать, когда корейцы с профессором не ложатся, разговаривают. Ноги и промежность болели жутко, спина ныла, сейчас бы умереть — вот сладко-то. Увидела бы сейчас мама своего сына-студента, тихоню, чистюлю! Лучше бы не видела, даже во сне, — у мамы слабое сердце. Андрюша сидел у костра, что горел перед шалашом золотоискателей, мерный разговор убаюкивал его, он клевал носом.
Говорил старый кореец. Молчун переспрашивал, если не понимал. Долину корейцы знали хорошо — исходили всю, но к вершинам не поднимались. А экспедиции завтра придется. Мюллер, несмотря на трудный путь, доволен. Путь к камню оказался вдвое короче, чем он предполагал. И если бы они вышли от реки верст на пять-шесть южнее, то до места, где поваленный лес, день ходу.
Андрюша незаметно заснул сидя, свалив голову на грудь.
Молчун подхватил его, поволок к палатке, а Андрюша спросонья рвался искать потерянные очки. Очки нес сзади профессор.
* * *
Ветер снизу дул постоянно, помогал плыть. Но все равно двигались вперед куда медленнее, чем спускались на буксире. Часа через четыре пристали к берегу. Капитан Смит пришел в себя только однажды, выпил глоток горячего чая, что вскипятили на костре, бормотал о льдах, о сжатии и о том, что какой-то Джонс должен прыгать на льдину, а то затянет в воду.
— Боюсь, что отца вам не спасти, — сказал Дуглас Веронике, когда они остались одни.
Он был любезен и предупредителен.
— Не говорите так, Дуглас, — попросила Вероника. — Я уверена, что господь не оставит нас. Ведь мы столько всего перенесли.
— Я знаю и надеюсь, — сказал Дуглас. — Я не покину вас.
— Я вам благодарна. До конца жизни, — искренне сказала Вероника. Ей было страшно, потому что вместо отца, память о котором потускнела, в лодке лежал другой человек, старый, страшный и чужой. И теперь никого не было рядом, кроме Дугласа. И плохо, если он ее оставит.
— Я не хочу показаться нескромным, — сказал Дуглас, — но мы не знаем, что в сумке вашего отца. К счастью, ее не украли эти дикари.
— Мой отец жив.
— Не будьте наивной, выслушайте меня! Если завещания нет, возникнут трудности с наследством. Еще не поздно его составить по форме, при свидетелях.
— Отец жив, жив, жив!
— Мистер Смит может скончаться в любой момент.
— Я не хочу думать об этом.
— Тогда подумайте обо мне. Я вложил в ваше путешествие все свои наличные деньги, я залез в долги…
— Дуглас, не заставляйте меня еще более разочаровываться в вас!
— Но есть выход. Надо открыть сумку капитана. Может быть, завещание лежит там. Тогда не будет оснований для беспокойства.
Не ответив, Вероника решительно отошла от Дугласа и забралась в лодку, к отцу. Она взяла кружку с остывшим чаем и старалась напоить его.
Дуглас вернулся к своей лодке.
Ниночка в это время отходила к кустам, а когда возвращалась к берегу, чуть ошиблась и вышла как раз к лодке, где тихо беседовали Дуглас и его слуга. Голоса их звучали так странно, что Ниночка замерла, не выходя из кустов.
Оттого, что она остановилась, ей волей-неволей пришлось подслушивать.
— Если вы этого не сделаете, — тихо говорил китаец, — я сделаю это сам. Сегодня ночью.
— Но почему не подождать до города? Капитан может выздороветь, и если он узнает…
— Он не должен выздороветь.
— Ну почему?
— Мы не знаем, что будет завтра. А что, если сюда нагрянет отряд полицейских?
