— Ей не показалось.
Мерно скрипели уключины, тунгус все время поглядывал на Ниночку. Он знал, что она своя, русская, а вот говорит на их языке — странно.
— Наверное, карты, дневник…
— Что еще? Вы не хотите сказать? Или не знаете?
— Я знаю. — Пегги выдала свою госпожу. — Там завещание капитана Смита.
— Зачем китайцу завещание отца? — спросила Вероника.
— Я не знаю. Я ничего не знаю. Но я не верю этим людям.
— А я хочу верить, — сказала Вероника, из чего нетрудно было сделать заключение, что она не верит тоже, но гонит от себя эту мысль.
Сумка лежала сверху, на сложенной палатке.
— Можно? — спросила Нина.
— Она заперта, — сказала Вероника.
— Я знаю.
Нина пощупала сумку. Кожа была толстая, свиная. Ниночка попыталась прощупать, что там внутри, — ничего не поймешь.
— Мне кажется, — сказала она, — что сумка пустая.
— Не может быть!
— Откройте и посмотрите, — предложила Ниночка.
— Без разрешения нельзя.
— Спросите разрешение, — сказала Ниночка, показав на лежащего у их ног капитана.
— Он же не слышит.
— Попробуйте. — В голосе Ниночки звучала такая спокойная настойчивость, что Вероника удивленно вскинула на нее усталые глаза: она ведь не знала, какой могла быть Нина Черникова на совещании подпольной группы боевиков.
— Отец… — сказала послушно Вероника. — Папа, ты меня слышишь?
Веки капитана дрогнули, будто он силился открыть глаза.
— Папа, можно я открою твою сумку? Я хочу убедиться, не трогал ли ее один человек.
— Да, — шевельнулись губы капитана. Потом они шевельнулись вновь, будто он хотел сказать что-то еще. Но не сказал.
Вероника оглянулась на заднюю лодку. Но оттуда никто не смотрел на них. Она поднесла сумку к груди капитана, осторожно расстегнула ворот, достала ключик и открыла сумку.
Она откинула клапан — из сумки выглянули какие-то бумаги.
Вероника вытащила их. Это были сложенные вчетверо якутские газеты за прошлый месяц.
Ниночка ничего не сказала. Пегги начала быстро спрашивать:
— Что это? Это газеты? Это русские газеты?
— Помолчи, — оборвала ее мисс Смит. Она медленно закрыла сумку и положила у изголовья отца.
— Все в порядке, — сказала она, и Ниночка поняла, что она надеется, что отец ее слышит. — Все на месте.
Тунгус смотрел на них с интересом, казак греб, глядя в воду, задумавшись. Они гребли галсами, чтобы поймать ветер, который мог им помочь. Если ветер хорошо подхватывал лодку, они сушили весла и отдыхали. Тогда казак, осторожно ступая, чтобы не раскачивать лодку и не беспокоить больного, проходил на корму и садился за руль. А когда ветер стихал или сильно изменял направление, он возвращался к веслам.
Вот и сейчас казак прошел на корму. Лодка пошла быстрее. Ниночка заглянула за борт, вода кучерявилась вдоль борта.
— Мы не одни, — сказала Ниночка. — Я поговорю с Михеем Кузьмичом. Он казак, он военный. Он нам поможет. И матросы помогут.
Вероника смотрела на нее.
— Подождите, — сказала она. — Нельзя ничего показывать. Если Лю заподозрит…
— Он такой же китаец, как и я, — громко сказала Пегги.
И засмеялась. Она вообще была смешливой, но давно не было повода посмеяться от души. И она принялась смеяться.
— Я сейчас тебя ударю, — сказала Вероника. — Замолчи.
Пегги давилась от смеха.
— Это нервы, — сказала Ниночка.
— Как не вовремя!
— Почему? Пускай они думают, что нам смешно. Они будут спокойнее.
Как старый конспиратор, Ниночка одобрила решение Вероники дождаться, пока они не причалят к берегу. Если поднять тревогу сейчас, китаец может выкинуть бумаги за борт.
— Они вооружены? — спросила Ниночка.
— У Дугласа есть пистолет, — сказала Вероника. — Он мне его показывал. А про этого… китайца, не знаю.
— Конечно, есть. У разбойников всегда есть пистолеты. Но у мистера военного есть ружье, — сказала Пегги.
— Я поговорю с казаком? — спросила Ниночка. — Я осторожно.
Вероника кивнула.
Ниночка прошла на корму и села рядом с казаком, который, не говоря ни слова, чуть подвинулся, чтобы Ниночке было место.
— Порулить хочешь? — спросил он. — Только нельзя тебе, девка. Ветер потеряешь.
— У меня к вам серьезный разговор, — сказала Ниночка.
— Валяй.
— Мы скоро к берегу будем приставать?
— Я так думаю, что к вечеру будем у Власьей заимки. Там и остановимся. А что, плох твой капитан?
— Сейчас дело не в нем. Хочу посоветоваться. Вы здесь главный.
— Я главный веслом махать, а так я даже и не знаю, кто главней — я или ты, если тебе Ефрем Ионыч этих англичан поручил.
— Этот капитан нес с собой документы, — сказала Ниночка. И медленно, внятно — боялась, что казак может чего не понять, — она рассказала ему о том, что случилось. И спросила потом: — Как вы думаете, что делать?
— Вот не думал, что в такой переплет попаду, — ухмыльнулся казак. — Думать будем. Сначала я с Илюшкой поговорю. Он мужик разумный, недаром всю тайгу обошел. Ты не спеши, не спеши.
Время тянулось страшно медленно, и казак словно тянул его еще более. Ниночка вернулась к Веронике, а казак еще час сидел у руля, напевал, словно ничего не случилось. Только когда ветер стих, он перешел к веслам и начал неспешно беседовать с тунгусом Илюшкой. Они мерно гребли — весла одинаково и дружно взлетали над водой — и перебрасывались словами, словно речь шла о погоде.
Ниночка порой оборачивалась назад, стараясь делать это незаметно, чтобы перехватить взгляды Дугласа или китайца. Но китаец сидел к ней спиной, согнувшись, и было непонятно, читает он или просто дремлет.
Ниночка достала из кармашка часы, три года назад подаренные самим Савинковым, очарованным ее молодым пылом. Половина второго.
Она вглядывалась вперед — не покажется ли обрывчик, за которым устье Власьей речки. И хотелось, чтобы показался скорее, и хотелось оттянуть этот момент — обратного пути не будет.
Вдруг до Ниночки долетело восклицание — со второй лодки.
Она оглянулась.
Китаец вскочил, размахивая толстой тетрадью в черной ледериновой обложке, звал Дугласа. Тот склонился к нему. Видно было, как Лю водит пальцем по странице, читает что-то вслух.
— Вы видели? — спросила Ниночка.
— Воры. Я их готова убить, — сказала Вероника.
— Теперь вы не сомневаетесь?
— Я дала себе слово, — сказала Вероника, — что, когда найду отца, возмещу Дугласу все расходы, которые он понес за время путешествия, и дам ему достойное вознаграждение.
