И вспомнила про кровь у него на лице.
Когда они добрались до места, Лабин уже ослеп. Сорвавшийся трос не просто хлестнул его по лицу – он порвал лицевой клапан. Горючая слюна подъемника просочилась внутрь прежде, чем затянулся разрыв, и растеклась по лицу. Тонкий слой проник под линзы, разъедая роговицу. Ровным механическим голосом Кен в полной темноте сообщил, что останется: способность отличать свет от тени. Какое‑то рудиментарное восприятие размытых пятен и теней. На конкретное распознавание образов надеяться не приходилось. Кену нужны были ее глаза.
– Господи, Кен, зачем ты это сделал?
– Рискнул.
– Что?..
– Остаться на поверхности подъемника вряд ли удалось бы. Там предусмотрены меры стерилизации, даже если бы нас не сдуло ветром, а я не знал, насколько едок этот состав.
– Почему было просто не уйти? Перегруппироваться и начать сначала?
– Во второй раз нас бы ждали, считая, что твой дружок все еще заразен. Не говоря уже о том, что я послал ложный отчет и с тех пор замолчал. Дежарден поймет: что‑то не так. Чем больше мы тянем, тем больше у него времени на подготовку.
– По‑моему, все это чушь собачья. По‑моему, тебе просто так зудит до него добраться, что ты начал делать глупости.
– Ты вправе иметь свое мнение. Лично я, оценивая свои последние действия, сказал бы, что допустил одну большую ошибку – не оставил тебя на «Атлантиде».
– Верно, Кен. Ведь это меня последние две недели держал на поводке Ахилл. Ведь это я поняла действие Сеппуку с точностью до наоборот. Господи, Лабин, ты, как и все мы, пять лет просидел на дне океана. Ты не в лучшей форме.
Тишина.
– Кен, что ты собираешься делать? Ты же слепой!
– Есть способы это обойти.
Наконец он сообщил, что они причалили. Кларк не знала, как он узнал – может, по плеску окружавшей их жидкости, по каким‑то неприметным течениям ниже порога восприятия Кларк.
Звуков точно не было. Пузыри в глубине вакуумного подъемника окружало космическое молчание.
Они выбрались на спину зверя. Тот остановился в громадном ангаре с двустворчатой крышей, чьи половинки сейчас сходились над ними. Судя по полоске неба над головой, стояли глубокие сумерки. Во все стороны от них спускались бока подъемника, крошечной фасетчатой планеты, разбегающейся от северного полюса. Снизу шел свет и механический шум – с вкраплениями человеческого голоса, – но здесь, наверху, все смешивалось в сплошную серость.
– Что видишь? – спросил Лабин.
Она обернулась и беззвучно ахнула. Он стянул капюшон‑маску, снял линзы, его кожа была слишком темной, вся покрыта волдырями. Глаза, казалось, искусали насекомые: радужка и зрачки едва просвечивали, словно видимые сквозь растрескавшееся матовое стекло.
– Ну?
– Мы в помещении, – сказала она. – Никого не видно, и, наверно, в такой темноте сухопутники нас все равно бы не рассмотрели. Я не вижу пола, но, судя по звуку, внизу люди. А ты... Чтоб тебя, Кен, это всюду так?
– Только лицо. Остальная часть гидрокостюма герметична.
– Как же... то есть, как же ты...
– На балке над головой слева – кран. Видишь его?
Кларк заставила себя отвести взгляд.
– Да... – Только теперь она удивилась: – А ты как узнал?
– В накладках вижу внутреннюю схему. Чертеж всего ангара. – Он повертел головой, словно осматривался. – Этот модуль работает на автопилоте. Думаю, управляет дозаправкой.
Половинки крыши‑устрицы сошлись с глухим раскатистым стуком. И тотчас кран ожил, заскользил к ним по направляющей. Ложноножкой моллюска развернулась пара манипуляторов, оканчивающихся острыми соплами.
– Кажется, ты прав, – сказала Кларк. – Это...
– Вижу.
– Как нам отсюда выбраться?
Он обратил к ней слепые, изъеденные глаза, указал на приближающегося механического паука:
– По нему.
Он подсказывал путь между лесами и переборками так, словно здесь родился. Растолковывал смысл окраски разных труб, объяснял, какая сторона данного служебного тоннеля сильнее покрыта пятнами старого конденсата. Они нашли дорогу в пустую раздевалку, прошли вдоль ряда шкафчиков и писсуаров к открытой душевой кабине.
Вымылись. Смыв горючку, занялись маскировкой. Лабин припас в рюкзаке комплект сухопутной одежды. Кларк пришлось обойтись серым комбинезоном – полдюжины таких висели в ряд на стене. Шкафчики напротив открывались по отпечатку пальца или сетчатки; пока Кларк одевалась, Лабин высмеивал здешние меры безопасности. Ткань подтянулась почти по размеру.
– Что ищешь? – спросила она.
– Солнечные очки. Или щиток.
Взломав четыре шкафчика, Лабин сдался. Они вернулись в гулкую пустоту главного ангара, нагло прошли через него на виду у восьмерых техников. Прошагали под вздутыми животами четырех подъемников и под доками, где, похоже, скрывались еще три. Они обходили сложные щелкающие механизмы, непринужденно помахивая людям в синих комбинезонах и – по настоятельному совету Лабина – держась на приличном расстоянии от людей в серых.
Нашли выход.
Здания стояли тесно, чуть не касаясь крышами. Арки и переходы над узкими улицами‑артериями соединяли противоположные фасады. Кое‑где сами дома на уровне четвертого‑пятого этажа срастались друг с другом выступающими балками из пластика и биостали. Редкие темные клочки неба пересекались искрами разрядов. Улицы походили на спагетти: рельсы и узкие дорожки сходились в погрузочные площадки. Большого движения не было ни по рельсам, ни по мосткам. Цвета в глазах Кларк размывались: сухопутники, наверное, видели здесь лужицы тусклого медного света и множество глубоких теней между ними. Даже в этих пережитках цивилизации энергию, как видно, приходилось беречь.
Лабин улиц не видел. Возможно, только проводку под ними.
Кларк нашла для них магазин в тени нависающего третьего этажа. Половина торговых автоматов не работала, но меню на раздатчике «Левайс» заманчиво мигало. Лабин предложил сменить ее комбинезон на что‑нибудь другое и хотел расплатиться через запястник, но машина учуяла вделанный когда‑то в бедро Кларк и давно забытый платежный чип, на котором еще лежало нерастраченное жалованье от Энергосети. Пока автомат снимал лазером код, Лабин прошел чуть дальше и разжился щитком ночного видения и кремом «Джонсон и Джонсон».
Лабин шептал что‑то в запястник, а Кларк переодевалась, гадая, обращается он к программе или к живому человеку. Из обрывка переговоров она поняла, что они находились в северном ядре Торомильтона.
Теперь им было куда идти. С городского дна они поднялись на горный хребет небоскребов – большей частью офисных зданий, давно превращенных в общежития для тех, кто сумел оплатить переезд с «окраин», когда включились генераторы поля. Здесь тоже царила пустота: похоже, горожане в ночное время сидели по домам.
