Минуту стоял, оглядываясь, вторую… пятую! Потом, не веря своим умениям рассмотреть издалека, пошёл вплотную между нагромождениями тел, и… ничего!
Ни единого, самого завалящего (хотя назвать подобное чудо завалящим язык не поворачивался) груана на поле боя мы так и не отыскали!
Честно говоря, я такого никак не ожидал. А уж ветераны, и в особенности Ольшин, – тем более. Мастер только и твердил как заведённый:
– Такого не может быть! Это же не молодняк!
Но мириться с реальностью что ему, что всем остальным пришлось. Тем более что и переживать по большому счёту было не о чём, ведь у нас теперь есть места для охоты на территориях за Дланью. Ну и самое главное, наше сражение прошло без жертв с нашей стороны. Мелкие царапины, синяки, ссадины или ушибы – не считались, а единственный перелом руки, который получила одна из слишком боевитых воительниц, я решил уже после возвращения в башню попробовать залечить при помощи всё тех же груанов. Причём хватило и тех восьми штук «чужих», которые и были в поясе у пострадавшей.
На весь процесс восстановления кости ушло около часа. А с моим непосредственным участием – два раза по пять минут. Вначале, когда настраивал и усиливал целительскую вуаль симбионтов, и в финале, когда убрал излечивающий контур и присматривался к почти зажившей кости. Не могу сказать, что она стала как новая, всё-таки некая полоска на месте перелома просматривалась, и моего опыта не хватало для точного определения. Просто посоветовал женщине еще денёк-два поносить руку на перевязи и регулярно подходить ко мне для текущего медосмотра.
Ну а дальше в тот день наш коллектив закрутило и накрыло чисто бытовыми проблемами, в особенности связанными с заготовкой мяса. Вырезали из ящеров, которые лежали в Поле, с той стороны нашей стены, только самые лучшие, самые деликатесные части. Потому что туда стали стягиваться большие, по несколько сотен в каждой стае шавок. Они-то всё не съедят, без мохасиков не справятся, но могли изрядно попортить самое наилучшее. И уже во вторую очередь наши раздельщики возились с тушами на нашей стороне от стены.
Но для заготовок полуфабрикатов в маринаде нам банально не хватало ёмкостей, и тут уже пришлось изгаляться, выкручиваться нашему завхозу, который уже поздней ночью, если судить по часам, отправился с группой из десяти человек к Длани и там выменял сразу три груана на новые ящики с товаром. Как ни странно, его желания оправдались, и наша кухня пополнилась довольно большим количеством медной посуды емкостного формата. Словно где-то там кто-то понял, что нам нужны большие казанки, лагуны и некое подобие тазиков.
Ну и можно сказать, что до самого утра весь коллектив Пирамидки пахал словно рабы. Некоторые новенькие так и заявляли:
– В пещере нам лучше жилось: ели и отсыпались только… А здесь жилы тянем, надрываемся, словно опять в замке оказались…
На что Ратибор Палка попытался пошутить, а заодно и напомнить:
– Ладно вам жаловаться! В замке вам не только работать приходилось, как бесправным рабыням, но ещё и ублажать всех подряд по принуждению. Тут вам такое не грозит, свобода!
Как ни странно, никто не смеялся над его шуткой. Зато нахмуренных, озлобленных взглядов он получил на свою ауру в полной мере, если не с избытком. Наверное, многие тогда впервые поняли, что жизнь по уставу и установленным законам – тоже не сахар. И тоже не освобождает от тяжкой, порой рутинной и скучной работы. Может, кто и пожалел, что перебрался в нашу Пирамидку?
Я подобными вопросами не заморачивался, потому что уже к вечеру ходил словно сомнамбула, от зевоты чуть не сворачивал себе челюсть, и меня общими усилиями, да ещё под жёсткой опекой моей гражданской супруги Ксаны, уложили спать возле её тела. Хотя и могло считаться, что это она улеглась возле меня, воспользовавшись моей слабостью.
А наутро мы увидели на многочисленных телах павших вчера зервов яркие тельца мохасиков. Много их оказалось, наверное больше тысячи. А к вечеру их уже копошилось на останках вдвое большее количество. Ну и я, пытаясь изучить этот феномен здешней фауны, поспешил к нему, чтобы понаблюдать с близкого расстояния. Тем более что у меня теперь имелось в числе умений такое важное, как «око волхва».
Глава девятая
Опасные опыты
Вначале возле мохасиков я возился до завтрака. И пожалуй, впервые с момента нашего знакомства Ксана меня буквально уговаривала, а то и силой тянула пойти и покушать. Что я и сделал чуть ли не на ходу, обеспокоив товарищей своей новой болезнью «Презрение к пище» и умчавшись вновь в Поле разглядывать дивные, изумительно красивые по своему строению и функциональности создания. Теперь-то я их видел и понимал совершенно иначе, более полно. А главное – более правильно. И всю составную этих созданий разделил на три вида их деятельности: переработка падали, воспроизведение потомства и поддержка собственной неприкосновенности.
На первый вид деятельности у мохасиков уходило много, почти сорок процентов всей вырабатывающейся телом энергии. Причём сама энергия вырабатывалась не с помощью получения калорий от поглощаемого мяса, а концентрировалась из окружающего пространства, притягиваясь ворсинками дивной шерсти, втягиваясь внутрь удивительного живого генератора и давая силы для всей деятельности в целом.
Тогда как поглощаемая плоть хищников, порой съедаемая вместе с костями, перерабатывалась в несколько непривычные мне по консистенции и внешнему виду составы. Эти составы выводились сразу с двух дренажных отверстий, одно – в виде черной, поблескивающей рыхлой массы; а второе – очень похожее на мутный, белёсый кисель И только ближе к обеду я разобрался с первым: некое подобие торфа, сильно разбавленное перегноем. Ну а по второму составу просто сделал предположение: тоже некие полезные для растений субстанции, не имеющие резко негативного запаха. К примеру, те же фосфаты, или та же селитра, или некая разновидность переработанной мочевины. В этой отрасли сельского хозяйства я не был должным образом подкован.
То есть не иначе, как мохасики питались духом святым (образно выражаясь) и предназначались создателями только Дна для утилизации и быстрой переработки умерщвлённой плоти. Этакий главный козырь в нерушимости круговорота в мире местной флоры и фауны.
Ещё десять процентов ярко-розовые создания тратили на создание в себе неких яиц, в которых и вызревало будущее потомство. Яйца состояли не из скорлупы, а из толстой-претолстой плёнки матовой консистенции, и, как я понял, каждое из них чуть ли не сразу получало некое охранное поле из еле мерцающего электричества.
