Я прошел по коридору, пересек линию обороны у входа и кивнул Винкелю, с напряженным видом стоящему у гроба.
— Ладно, — сказал я, — потащили требуху в Хранилище. У нас дел полно.
Он кивнул в ответ, мы ухватились за ящик и поволокли его.
— Я беспокоился, что мы не доберешься сюда, — сказал он по пути.
— Твои страхи явно оказались беспочвенными.
— Да, сказал он, и, через несколько секунд, когда мы опустили свой груз перед входом в Хранилище, и я стал возиться с замком, продолжил, — похоже, что у тебя пистолет в кармане.
— Да.
— Вроде бы не транквилизаторный. Похоже, это другого типа.
— Точно.
— Для чего он?
— Подумай об этом с минутку, — сказал я, работая с замковым механизмом.
Я довел дело до включения реле времени, потом выпрямился и показал направо кивком головы.
— Пошли в Комп. Мне нужно выяснить кое-что, пока мы ждем.
Он последовал за мной, но резко остановился, когда мы приблизились к двери.
— Она не заперта! — сказал он.
— Верно. Время сейчас более, чем просто немаловажно, — ответил я, распахивая ее.
Он прошел за мной внутрь, не вымолвив ни слова, а я направился к Бандиту, чтобы узнать, каковы результаты моих запросов. Как я и подозревал, мистер Блэк неплохо маскировался. На него пока еще ничего не было. Конечно, Бандит продолжит свои розыски, углубляясь все дальше и дальше в поисках следов этого человека.
Ни одна из наших смертей еще не была зарегистрирована. Возможно, квартира Хинкли была в таком состоянии, что они еще не разобрались, кто там вообще находился. И было, в общем-то, рановато ожидать поступления каких-либо сведений об Энджеле, даже если предположить, что тело уже обнаружено, чего могло и не произойти.
…Уж, конечно, нет, пришел я к выводу, как только стал просматривать данные на Гленду. Мистер Блэк сообщать не будет, и чем больше я узнавал нового о Гленде, тем менее предсказуемой она мне казалась.
— У тебя были какие-нибудь трудности с доставкой сюда тела Лэнджа? — поинтересовался я.
— Нет, никаких. Никто не повстречался…
Опять клаксон подал голос. Я снова включил экран и увидел Дженкинса.
Я вырубил клаксон, включил переговорник и сказал:
— Привет. Мы с Винкелем в комнате Компа. Давай сюда. Не споткнись об Лэнджа.
Я отключил связь, прежде чем он успел ответить, этот еще один нервный молодой человек нашего роста и телосложения.
Я почувствовал взгляд Винкеля и повернулся к нему.
— Ты изменился, — сказал он. — Ужасно. Я не понимаю, что произошло, что происходит. Почему ты не провел слияния с нами после того, как добрался сюда? Почему бы этого не сделать сейчас?
— Терпение, — сказал я. — Именно сейчас время — это очень дорогой продукт, и я должен расходовать его бережно. Я объясню все и довольно скоро. Доверяй мне.
Он слабо улыбнулся и кивнул.
— Значит, ты действительно знаешь, что делать?
Я кивнул в ответ.
— Я знаю, что делать.
Спустя несколько секунд объявился Дженкинс. Он тяжело дышал, лицо его раскраснелось.
— Что происходит? — завопил он, и, судя по голосу, это была не просто легкая истерика. Что происходит?
Винкель подошел к нему, схватил за плечо и сказал:
— Полегче, полегче. Кэраб все объяснит. Он знает, как с этим справиться.
Дженкинс было напрягся, потом, вроде, немного обмяк. Он повернул голову и уставился на меня.
— Я надеюсь на это, право, надеюсь, что это так, — сказал он, начиная овладевать голосом и говоря уже спокойнее, медленнее. — Быть может, ты начнешь с того, что объяснишь мне, что же произошло с Крылом 5?
— Что это значит? — спросил я. — Что с ним могло произойти?
— Его нет, — сказал он.
Значит, ее отцом был Кендэлл Глинн, несчастный ублюдок. Интересно, а кроме того печально, странно и неприятно. Последнее, объяснялось и тем, что я не склонен был верить в совпадения, и тем, что внезапно мне стало стыдно за то, как вел себя Лэндж. Забавно, ему стыдно не было. Он питал отвращение к насилию, и ему казалось, что в данной ситуации он действует самым пристойным образом, тогда как я просто дождался бы благоприятного момента и пристрелил бы этого парня. Не о том речь, что за это мне не стало бы стыдно, но это было бы иное чувство стыда, не такое паскудное, по моему разумению.
Я размышлял о нем, работая с замком на дверях Склада. Дженкинс и Винкель находились в другом конце коридора, в Хранилище, упаковывали в лед тело Лэнджа. Видимо, это было именно то, что требовалось: не просто занять их чем-то в ожидании Джина, когда я, в качестве альтернативы слиянию, смогу обратиться к ним ко всем сразу, но еще и заставить их прикоснуться к мертвой реальности. Может, это несколько облегчит для них восприятие того, что должно быть сделано.
Это случилось лет шестнадцать тому назад, значит Гленда была слишком мала, чтобы хорошо помнить. Хотя, конечно, она об этом знала и слишком много и недостаточно. Я (мы) связующее звено тогда находилось в окоченевшей теперь фигуре Лэнджа, и Кендэлла Глинна необходимо было остановить. Он высказывал свои идеи достаточно громко для того, чтобы я в течение нескольких лет настороженно к ним прислушивался. Я бы так не беспокоился, будь он человеком иного масштаба. Но Глинн был не просто выдающийся инженер. Он был одним из тех ученых-творцов, что появляются раз в несколько столетий, чтобы подтвердить обоснованность существования этого затертого понятия «гений». Его коллеги уважали его, завидовали ему, восхищались им; его имя было известно обывателю на ленточной дорожке столь же хорошо, как и человеку в лаборатории. Хотя, когда он женился и стал отцом Гленды, ему уже было далеко за сорок, в нем не ощущалось ничего такого уж мизантропического, как это часто случается с блестяще одаренными людьми, которые первые лет тридцать проводят во взаимных недоразумениях с окружающим миром. Для человека, стремящегося покончить с большинством основополагающих общественных традиций и наполнить старую тележку новой поклажей, он был совсем не воинственным, а скорее привлекательным. Он был последним настоящим революционером, которого я знал, и я уважал его. Впрочем, мне, как Лэнджу, он, в основном, внушал опасения.
Когда мне стало известно, что дело уже не ограничивается разговорами, что он действительно готовится предстать перед Советом и, по всей вероятности, заручился поддержкой некоторых членов Совета, достаточной для того, чтобы его просьба о начале осуществления проекта была поставлена на голосование, я нанес ему визит в своем обличье Джесса Боргена, старейшего члена Академии Наук. Я хорошо помню тот день и то тело, потому что моя простота доставляла мне немало беспокойства и мне пришлось несколько раз останавливаться по дороге к нему…
