Ни разу!
Стало быть, все гораздо сложнее. Дело не только и, может быть, не столько в давлении насосов, сколько в чем-то еще таком, что пока ускользает от его, Валентина, внимания.
Эмоции окончательно уступили место научному поиску. Ихтиандр XX века стал снова аспирантом.
Нетерпение поиска заставило Валентина снова пуститься в плаванье по камере. Он скользил вдоль стен, уже не наслаждаясь невесомостью тела. Рядом была загадка, которая встречается на пути исследователя раз в сто лет. А может, и того реже.
Закрыв глаза, Валентин пытался «увидеть» процесс поглощения кислорода клетками. И с огорчением убедился, что картина получается туманная, весьма приближенная, — уж очень скудными были его познания в области молекулярной биофизики. А в области цитологии он вообще был профаном. Впрочем, даже совершенное знание того и другого навряд ли помогло бы ему. Тут природа выкинула такой фокус, который не укладывается ни в одну из этих наук.
Что же случилось после того, как он потерял сознание? Судя по всему, какая-то пустяковина. Мысленно перебирая устройство камеры и схему работы всей аппаратуры, Валентин снова и снова убеждался в том, что никаких новых, неведомых ему явлений в камере произойти не могло.
Не могло, а произошло.
Что за дикое противоречие!
Постепенно у него крепло убеждение, что разгадка совсем рядом, на самом виду. Нужно только по-настоящему напрячь мозговые извилины, вдумался, сосредоточиться, вглядеться.
Но, нет, ничего не получалось. Вот когда Валентин познал подлинные муки поиска! Он знал — покинув ванну, он навсегда потеряет надежду на успех. Возможно, кто-нибудь другой разгадает секрет его превращения. Кто-нибудь другой, но уже не он. Не ОН — вот в чем вся трагедия. Валентин желал найти САМ!
Он натыкался на стены, забывал, где он и что с ним. Он стонал от непосильного напряжения. Иногда ему казалось, что вот сейчас, сию минуту, наступит озарение. Открытие, как забытое, но хорошо известное слово, витало совсем рядом. Все в Валентине напряглось, сжалось в тугой болезненный комок.
Последнее усилие — и…
Тщетно!
Так можно было промучиться всю жизнь и ничего не открыть. Отказавшись от поиска, Валентин начал обессиленно опускаться на дно камеры. Мимо него проплыл кварцевый глазок, сверкнув маленьким солнцем.
А из глазка, отражая линзами блики солнечного света, глянул на миг объектив нацеленного в камеру лазера.
Дальше все походило на взрыв. Валентин разом понял все до конца. В тот момент, когда камера была заполнена и сознание Валентина погасло, сработала автоматика. Согласно заданной Валентином же программе, лазер дал положенное количество вспышек. На тысячные доли секунды давление в камере с пятисот атмосфер подпрыгнуло до двух миллионов.
Удар в два миллиона атмосфер, способный соединить в одно целое два куска самого сверхтвердого металлического сплава! Не обладая достаточными познаниями по молекулярной биофизике и цитологии, Валентин с полным основанием мог утверждать, что конструкция клеток тела не могла остаться безучастной к столь мощному воздействию. В его тонкостях разберутся специалисты. Валентин же получал возможность раскрыть его только в главном: способность клеток поглощать кислород мгновенно и тысячекратно возросла, и он живительным потоком хлынул в тело. Луч лазера выполнил роль своеобразного «искусственного дыхания» и возвратил Валентина к жизни. Приобретя новые свойства, клетки тела продолжают их сохранять уже под воздействием пятисот атмосфер. Стало быть, способность дышать в воде надежно зафиксирована.
Так Валентин Звягинцев совершил научное открытие.
Теперь Валентина обуяло нетерпение другого рода.
К людям! Скорее к людям!
Возвестить о своем открытии!
Пусть узнают все в институте, в городе, в стране, во всем мире. Конечно, ему помог счастливый случай, но разве это умаляет значение открытия?
Когда же наконец появится в лаборатории этот брюзга, этот чертов педант от авиации Прокопий Михайлович?
Валентин снова прильнул к глазку, через который мог видеть часы на стене: двадцать семь минут восьмого. Случалось, старик приходил куда раньше. Видно, сегодня ему крепко спится и видятся розовые сны.
Представив себе изумленную физиономию старого технаря в тот момент, когда тот откачает воду из ванны, откроет люк и увидит там Валентина, аспирант пришел в неописуемый восторг. Он хохотал, корчась и извиваясь всем телом, хохотал до изнеможения, выбрасывая из широко, по-рыбьи разинутого рта тучи пузырей.
И вдруг осекся.
То мгновение, когда Прокопий Михайлович нажмет заветную кнопку на пульте, станет последним мгновением в жизни Валентина Звягинцева.
Только сейчас Валентин ощутил, как зверски холодна вода…
Если водолаза слишком быстро подымают с большой глубины, он погибает от так называемой «кессонной болезни». Кровь водолаза, освобождаясь от растворенного в ней кислорода и азота, вскипает. И чем быстрее идет подъем на поверхность, то есть чем быстрее падает давление, тем более бурно протекает вскипание крови.
Валентин находился на «глубине» в пять километров. Он будет поднят на поверхность мгновенно. Кессонная болезнь не может стать даже отдаленным сравнением с тем, что произойдет в теле Валентина. В нем вскипит не только кровь, но и плазма каждой клетки.
Вскипит…
Нет, не то слово. Он не учитывает те два миллиона атмосфер, которые добавил луч лазера. Они, эти два миллиона, насытили клетки громадным запасом потенциальной энергии, и теперь, рванувшись вон, она, эта энергия, обратит в прах, в пыль органическое вещество клеток.
По улице, ведущей к политехническому институту, неторопливо вышагивал Прокопий Михайлович. Он шел выпрямившись, по его собственным словам, «аршин проглотивши». Увы, это не было бравой выправкой кадрового авиационного технаря. Просто Прокопий Михайлович боялся неосторожным движением разбудить притаившегося в пояснице зверя.
Минувшая ночь прошла на удивление спокойно. Ворочаясь с боку на бок, Прокопий Михайлович ни разу не испытал прострела от поясницы к ступне, подобного выстрелу из скорострелки Шпитального.
А проснувшись и взглянув на часы, непотребно обругал себя. Еще с вечера он заприметил тайную подготовку Звягинцева, его намерение поэкспериментировать в одиночестве. А для возможности такого уединения остается только раннее утро. Зная безалаберность Звягинцева, его безответственное отношение к аппаратуре, его неряшливость в обращении с инструментом, Прокопий Михайлович не стал завтракать и заспешил в институт. По дороге он вспомнил, что вчера получил со склада присланный из Москвы оптиметр, точнейший и чувствительнейший прибор для выверки плоскости матрицы. А что если Звягинцев решит воспользоваться этим прибором? С него ведь станет.
