«Дорогая Зина! Нам с Валентином повезло. Мы попали в хорошую школу, к настоящему учителю. Чувствую себя, как мальчишка, которому тренер пообещал сделать из него чемпиона. И радостно, и боязно. Вдруг сорвусь, не оправдаю ожиданий. Но доверие надо оплатить. Мы дали слово стать монахами на два года, забыть обо всем, кроме работы... и о тебе забыть, Зина...».
Нет, это письмо не было написано. Сергей слагал его в уме. Совесть не разрешала писать, а сердце подсказывало лазейки — ведь Ахтубин сказал: «Предупредите знакомых девушек, что вы уехали на Южный полюс». Значит, позже писать нельзя, а сейчас можно, даже рекомендуется.
Но условились же друзья, что Зина для них не существует.
А нужен ли этот уговор Валентину? Разве он помнит о рыжеволосой крановщице? Ведь потом была первокурсница, которая плакала на вокзале. Надо быть взрослым человеком. Сейчас Сергей возьмет бумагу...
А рыжеволосой крановщице нужно это письмо?
4
Так можно работать только в молодости, и то недолго.
Подъем в шесть утра, когда окна еще синие, и глубокие тени лежат под деревьями. Проворно вскочивший Валентин тормошит заспавшегося Друга:
— Вставай, лежебока! Думаешь открытие — это бабочка? Взмахнул сачком — и тут оно...
Зарядка, душ, завтрак. Как только волшебные дверцы домашней почты уносят грязную посуду, друзья садятся за письменный стол.
Доставляя еду, посуду, книги, чистое белье, почта избавляла их от житейских хлопот... и от передышек тоже. Право, Новиковы не отказались бы пройтись по свежему воздуху в столовую или в библиотеку. Это было бы разминкой, приятной переменой. Но идти не было необходимости, требовалось только набрать номер и сказать дежурному библиотекарю:
— Пришлите мне «Вестник метеорологии» за 1964 год.
Прогулка полагалась перед сном, в девять вечера. А в течение дня, через каждые два часа, устраивалась зарядка. Друзья приседали, потягивались, боксировали и, приоткрыв окно, жадно глотали морозный воздух.
— Будем гулять в форточку, — говорил Валентин.
Иногда терпение его лопалось. Он шумно вскакивал, швырял на пол книги...
— Нет, я не могу так! Я оброс мхом, у меня заржавели коленки. Брошу все, пойду на танцы.
— Стыдись, — говорил Сергей, — думаешь, открытие — это бабочка...
А под вечер, когда Сергей неудержимо зевал и осоловевшими глазами три раза водил по одной и той же странице, Валентин неожиданно хлопал его по плечу.
— Проснись, соня! Я сделал телефонный заказ, сейчас нам пришлют открытие на блюдечке с голубой каемочкой.
Первые месяцы они сидели только над книгами. Это называлось «изучать историю вопроса». Вопрос изучали по русской и иностранной литературе. Пришлось заниматься языками. Валентин взял немецкий и французский, Сергей — английский и итальянский.
Обилие литературы потрясло их. Сначала каждая статья казалась откровением. Сердясь на свое неумение конспектировать, они переписывали статьи чуть ли не дословно. Потом сведения стали повторяться. Выяснилось, что Стоубридж цитирует Мезье, а Мезье заимствовал у Гофмейстера, а Гофмейстер использовал теорию Пацци, Пацци же опирался на книгу Борисова, где приведены были таблицы измерений, полученные от шестого советского спутника. И знать надо было только эти таблицы — голые факты...
— Мозаика! — говорил Сергей, презрительно отодвигая толстый обзорный учебник...
— Увесистый факт! — радовался Валентин, встретив в коротенькой статье описание малоизвестного опыта.
Друзья находили все меньше и меньше неизвестного, но все же исправно читали специальные журналы, потому что для них могла иметь значение даже строчка или несколько цифр.
— Коэффициент полезного чтения у нас ничтожный, — жаловался Валентин Ахтубину.
Академик утешал:
— Ничего, товарищи, одно нужное дело вы уже сделали: составили лучшую в мире картотеку по ионосфере.
Новиковы являлись к Ахтубину регулярно, раз в две недели, по вторникам. Академик принимал друзей у себя на квартире. Жена его поила их чаем с невкусными коржиками домашнего приготовления, слушала молча, но на ее лице выражалось одобрение или неодобрение.
— Я тоже так думаю, Юлик, — говорила она еле слышно.
За чаем Новиковы давали отчет: что изучали, что нашли нового, что придумали. Ахтубин слушал, делал замечания:
— Да, вы правы; конечно, Мезье ни к чему читать. Он компилятор; пересказчик, он, если хотите, клоп на теле науки. Наверное, клопы тоже считают себя людьми, потому что в их теле человеческая кровь. Нет, не жалуйтесь, время не прошло даром. Вы уже научились разбираться в науке без няньки. Можете самостоятельно жевать сухую пищу — отчеты об опытах. Опыты важнее всего. Вам тоже пора приступить. Значит, в следующие две недели вы должны успеть... записывайте...
— Помилуйте, Юлий Леонидович, где же нам справиться?
— Справитесь. Вас двое. Читать вы уже умеете, учитесь распределять работу. А как же иначе, как вы рассчитываете сделать открытие? Надеетесь на свою гениальность? Не советую. Ребята вы толковые, но ничего исключительного я в вас не вижу. Опередить всех на свете вы можете только одним способом — больше всех работать.
Первое время друзья с тревогой открывали иностранные журналы — боялись, что на другом краю света кто-нибудь уже начал покорять ионосферу. Тревога была напрасна. Никто не оспаривал первенства, успех зависел только от них самих.
Больше волнений доставляли соперники.
Прежде всего профессор Глебычев, их строгий рецензент из Института дальних передач. Он уже проектировал электропередачу постоянным током на две тысячи двести километров. Довольно успешно работал Веретенников с короткими радиоволнами. В том же направлении продвигались иностранные ученые Ямамото, в Японии, Блекпул в Англии. Трубин по-прежнему выступал только в популярных журналах, грозил, что скоро передачи будут отменены. Однако статей было слишком много. Чем больше обещаний, тем меньше верили Новиковы в технические удачи Трубина.
— Может, и нам поломать голову над аккумуляторами? — спрашивал Валентин. Он бескорыстно увлекался чужими идеями. К тому же новые пути казались ему заманчивее. Ведь на старом все препятствия известны наперечет -— ни одного не обойдешь, не перескочишь. А на новом — кто его знает? Вдруг выйдет в одну минуту: возьмешься, и сразу успех.
Но Сергей непоколебимо держался за ионосферу.
— С аккумуляторами другие работают, — возражал он. — А на ионосфере мы сидим одни, нам и нужно добивать. Если путь неправильный, хотя бы выясним это, чтобы другие зря не брались.
Валентин ворчал, что ему не хочется работать на архив, но соглашался:
