Пора было срочно выправлять положение.
— Ну раз так, — Стефан хлопнул в ладоши и вслед за тем сделал величавый жест рукой, — тогда к столу! К столу!..
Сопутствующая жесту улыбка вышла тоже ничего.
Когда, повисев над берегом, угасли огненные шары и их дрожащее отражение в воде перестало обозначать контуры островка, сразу стало темно. Ни у кого из троицы не было даже слабых иллюзий, что их могли заметить. Это явно был фейерверк, но не по поводу их успешного возвращения. Западный берег еще виднелся как неровная кайма, пришитая к горизонту, а восточный канул во мглу. Лишь слабый фонарь под худым навесом на смотровой площадке донжона, почти ничего не освещая, висел неподвижно.
Все трое дрожали, сами не зная — от холода или от возбуждения, но не придавали этому никакого значения. Пришлось изрядно помучиться с вычерпыванием, прежде чем лодку удалось вытащить на гранит подальше от воды. Киль был словно изжеван — ничего удивительного, что она шла трудно и неровно. От лодки резко пахло — весь борт был заляпан густой черной жидкостью. Перепачканные руки скользили, а ноги не слушались. Йорис чуть не упал у самой кромки воды, и его пришлось подхватить и тащить. Но успели вовремя. Слон совершил только одну яростную атаку на островок, оставляя на камнях черные липкие комки и, тяжело соскользнув, ушел в озеро.
— По-моему, эта сволочь быстро приходит в себя, — заметил Питер. — Кто там хотел плыть к берегу? Догнал бы. А хорошо получилось… Теперь всегда буду плавать с бутылкой нефти.
Вера встряхнула фляжку — нефти осталось на донышке. Питер махнул рукой:
— Неважно. Можно будет использовать жидкую смазку, Диего сделает. Главное — теперь мы знаем, чего он не любит.
— Жаль, зажигалка утонула, — мстительно проговорила Вера. — Посмотреть бы, как он горит…
— Он бы нырнул, — встрял мокрый с ног до головы Йорис, выбивая зубами дробь. — А я ему веслом хорошо дал один раз…
— Спасибо Вере — отлично придумала, — сказал Питер.
«Это счастье, — размышляла Вера, — что Питер рядом. Он никогда не оставит в беде, никогда не бросит. Наверно, здорово чувствовать, как его рука ложится на плечо — не Ронде, не Инге, а мне, — тогда хочется закрыть глаза и ни о чем больше не думать. А еще хорошо, что все-таки удалось сохранить немножко нефти, и это тоже счастье и удача — Стефан со своей Маргарет, глаза бы ей выцарапать, ни за что не поверили бы на слово да еще и высмеяли бы».
— Это все ты, — солгала она. — Если бы ты не закричал, я бы ни за что не додумалась. Наверно, так и бросила бы фляжку, не откупорив.
— Я же совсем наоборот кричал! — с улыбкой сказал Питер.
— Я тогда плохо соображала, — созналась Вера.
— А сделала по-своему. Не по-моему, а по-своему. Правильно! Кто я такой, чтобы решать за тебя?
Он обнял ее, прижав к себе и Йориса. Вера предпочла, чтобы Йорис постоял в сторонке, если бы не понимала, что для троих озябших детей — это единственная возможность сохранить остатки тепла. Водяной слон не ушел — в окутавшей озеро тьме его не стало видно, но было слышно, как он ворочается и хлюпает неподалеку.
— А вдруг до утра не уйдет? — спросил Йорис. Его колотило. Питер плотнее прижал его к себе.
— Уйдет, куда он денется. Ты у него хоть одну вакуоль видел? Я тоже нет. Он здорово голодный. Очухается и уплывет охотиться, а мы рванем прямо к берегу — совсем близко уже…
Они чувствовали себя победителями и болтали без умолку. Вера считала, что слона рано или поздно придется убить, чтобы впредь плавать без опаски. Для этого надо бы уговорить Диего сделать какой-нибудь специальный дуст, а еще лучше слить в озеро окислитель из развед-ракеты. Только от него, наверно, вся рыба заодно со слоном повсплывает кверху брюхом, но это не беда, коль скоро все равно придется переносить лагерь через водораздел. Йорис, забыв недавнюю обиду, возражал или поддакивал, каждую минуту вспоминая, как лихо он треснул амебу веслом, и все порывался швырнуть в нее камнем, чтобы та не чмокала почем зря. Питер вслух строил планы на завтра, и младшие молча слушали. Они сидели на корточках, чувствуя, как под ними быстро стынет гранит, теснее прижимались друг к другу, стараясь не думать о предстоящей холодной ночевке без спальников и теплой одежды, в промокших насквозь драных робах, на низком островке посреди озера. Они болтали обо всем и ни о чем, лишь бы не вспоминать о мучившем всех голоде, о деликатесах, поглощаемых теми, кто, наверно, пирует сейчас в донжоне, о порции пищевой пасты, о гроздьях прозрачных сосулек в быстрых ручьях…
Фонарь на носу «Декарта» расплылся мутным пятном — с озера надвигался туман. Трое голодных детей, не видящих друг друга в темноте, чьему опыту могли позавидовать многие взрослые, — ждали, чувствуя, как постепенно затекают мышцы. Они понимали, что придется заночевать здесь. Осенние туманы густы: пройдет полчаса, может быть, час — и фонаря не станет видно вовсе. Не стоит рисковать, плывя наудачу. Озеро не любит торопливых и глупых. Тем более что им есть чем гордиться.
Пусть кричит Стефан, узнав о потере вещей. Они проникли на север так далеко, как еще никому не удавалось, и нашли драгоценную нефть за водоразделом.
А главное — они сумели вернуться победителями.
Они, а не он.
Оказалось, что у них уже все готово. Стефан произнес бодрую короткую речь, в которой выразил надежду на дружбу и взаимопонимание, а заодно еще раз поздравил Петру. К его удивлению, речь приняли нормально и даже скромненько поаплодировали. Тут же появилась и была торжественно расстелена новая скатерть (Стефан и не подозревал о ее существовании), неизвестно когда и кем сшитая из лоскутов, выстиранная и выглаженная, а вместо обычных мисок девчонки расставили настоящие фарфоровые тарелки. Их не вынимали со дня последнего празднования годовщины посадки. Правда, тарелки были разнокалиберные и в них оказалась все та же пищевая паста — сбалансированный корм, прозванный отрыжкой гарпии за изысканный вкусовой букет. Но сразу же, торопясь исправить неприятное впечатление, появилась Зоя, с трудом неся исходящую волшебным паром кастрюлю, и вдоль стола пронесся дружный стон.
Делили долго, поровну. От вожделения блестели глаза. Илья урчал, словно кот. Дули на горячий картофель, откусывая понемногу, смакуя, катали во рту. Заедали пищевой пастой, чтобы продлить удовольствие. Сглотнув слюну, Стефан заставил себя накрыть тарелку ладонью, получив меньше, чем другие. Пускай не шепчутся по углам, что он кого-то объедает. Нужно было с самого начала устроить праздник обжорства, наглого вопиющего изобилия. Не нужны им ни фейерверки, ни ужимки с прыжками, ни фильмы о Земле, ничего не хотят. Человек вообще животное общественно-жвачное, вот и пусть коллективно жует. Зря не приказал выкопать еще пяток кустов — путь к сердцу подчиненных лежит через их желудки, и не иначе.
