Но никто не прибежал.
В тот момент, когда розетка, волоча за собой кабели ринулась в атаку, я наткнулась рукой на ящик с инструментами. Моя тетушка, век ей не помирать, наверное, права насчет рубашки. Я перевернула ящик и сразу нашарила здоровенный нож. Как будто почувствовав, что я обрела оружие, провод на ноге ослаб, но тут же обвился кольцами вокруг коленной чашечки и потащил меня в угол.
Я заорала, как резаная, изогнулась и несколько раз ударила ножом. Я пилила и пилила этот чертов провод, не замечая, что он уже оборвался, и оторвавшиеся концы никак не могут дотянуться до меня. Розетка раскачивалась в полуметре позади моей шеи, потом раздался хруст, но я уже вскочила на ноги и отпрыгнула в противоположный угол гаража. Из лодыжки торчали гвозди, а на колене кожа была сорвана и повисла тряпкой, но я это разглядела много позже, когда уже меня милиционеры поймали. А тогда, в подвале, я вниз не смотрела. Я следила за Люликом. Он потихоньку сползал на пол и растекался, как куль с мокрым песком. Как будто в нем вообще не было костей. А провода, что его удерживали, раскачивались, точно змеи на ветках.
Они готовились меня придушить.
На улице стояла темень. Провода зашевелились, я Уперлась спиной в стену гаража, а дальше ноги не несут. Надо же развернуться спиной, чтобы выбежать наружу, а развернуться не получается. Зато получилось снова шлепнуться на задницу. Никто не прикручивал мальчика к щиту. Провода с хрустом лезли из стены, засыпая пол обломками клея и штукатурки. Наверное, они набросились на Люлика, когда он шуровал отверткой. Они вылезли из стены раньше, смотались клубком во мраке и ждали, когда придет человек. А потом бросились молниеносно, как стая кобр или гадюк. Теперь-то я их узнавала. Толстый белый — от кабельного телевидения, черный — освещение. Двужильный — от сигнализации, а такой же, но прозрачный — это телефонный. Телефонный сдавил Люлику горло до синевы меня пытался поймать за ногу, но самым опасным был толстенный силовой.
И как раз силовой подбирался ко мне. С него струпьями сползала шкура, как с настоящей змеи. Потом я услышала, как что-то звякает; это одна за другой отлетали крепежные скобки, которыми кабель был приделан к стене.
Ой, мамочки, это надо было видеть, как супер-пупер директор Тамара Маркеловна отползает, сидя голой задницей на бетонном полу, к воротам. Хорошо еще, халат толстый надела, не шелковый. Вдруг над воротами внутри гаража что-то бумкнуло, скрипнуло, и прямо на меня вывалился здоровенный кусок цемента. А за цементом вылезло что-то черное; тут я заорала, как резаная, вскочила на ноги и кинулась во двор.
Не тут-то было! Это черное, что чуть не жахнуло меня по голове, был эбонитовый трехфазный выключатель, и за ним тоже потянулись провода. Они вырвались из стены и повисли поперек проема ворот. Они покачивались, три провода, облепленных кусками замазки и стекловаты, похожие на нити кошмарной паутины.
Я поняла, что под жалюзи во двор мне не проскочить. Они меня мгновенно поймают и задушат.
И я предприняла единственно возможный маневр — побежала назад и вверх по лесенке в коридор. Кажется, я что-то вопила или звала мамочку. Когда я пробегала мимо Вуки-Вуки, квадратная розетка метнулась наперерез; я пригнулась, и со всего маху ткнула ее ножом, будто сражалась с живым существом. Нож застрял и вырвался из руки, сломав мне два ногтя, но розетка не успела накинуть петлю мне на шею.
Силовой кабель окончательно отпустил Люлика, мальчик грохнулся в лужу собственной крови. Брызги обдали мне ноги и правую полу халата. Я неслась вверх по крутой лесенке, а этот чешуйчатый монстр вырывался из стены, почти догоняя меня. Умирать буду — не забуду мерзкий хруст, с каким безмозглый кусок проволоки освобождался от цемента. В щеку мне несколько раз больно угодила крошка. Потом наверху я чуть не свалилась в обморок, разглядев свое лицо; вся правая половина была залита кровью. Нет, это что-то с чем-то, словно шрапнелью расстреливали; хотя так оно и было, настоящая шрапнель.
Потом я поняла. Провода не убили меня только потому, что не рассчитали с Люликом. То есть им не хватило длины внутри подвала, чтобы набросить еще и на меня кольцо. Я захлопнула дверь и с такой силой дернула задвижку, что оторвала деревянный набалдашник с ручки.
Ой, ну и дура же... Не прошло и секунды, как стало ясно, что моим преследователям не нужна дверь. Мало того, у них объявились союзники.
С потолка кухни, позвякивая пластмассовыми «стаканами», спускалась люстра. Спавший в углу телевизор поехал с тумбочки, грохнулся на пол, вырвал из стены штепсель и хлестнул меня шнуром по ногам, как дрессировщик в цирке хлещет лошадей. Мне показалось, будто по щиколоткам полоснули ножом.
Люстра раскачивалась, маленький «Дэу» валялся на циновке, у него даже экран не разбился, и в темном экране я увидела отражение своей всклокоченной головы. До меня не сразу дошло, что на улице начало светать, только на обычное утро это никак не походило. А еще я установила, что все дело даже не в самих проводах, а в любых предметах, которые связаны между собой. Ой, ну не могу я лучше сказать, вот Дед — он сразу понял.
Просто электрика тянется в поселок издалека, и сумасшествие передалось по ней. По электрике и по воде. Телевизор кидался в меня шнуром, потому что был привязан к центру этого сумасшествия за другой шнур — за кабельную антенну. Любой провод опасен пока его не отрежешь.
Я упала на четвереньки, подвывая, как попавший в капкан заяц, и поползла к выходу в столовую. От моих ладоней на кафеле оставались кровавые следы, а позади тянулся багровый шлейф, как будто проволокли кусок мяса. К счастью, в моем обалдевшем спинном мозге сработал нужный винтик; тело упорно стремилось прочь из дома. Я видела только широкое окно столовой, из которого лился немыслимо сиреневый свет. Позади с треском разлетелось зеркало, осколками засыпало мне всю спину. Это сквозь кладку прорвался силовой кабель. Он вытолкнул зеркало, затем обрушил вниз полки с декоративными тарелками и коллекцией гжели и добрался до желтой трубы. Он пер, выгибаясь из стены, как разъяренный питон, а из-под дверцы, ведущей в подвал, раскрошив кафель, лезли его тонкие соратники.
В желтой трубе был газ. Труба закачалась и начала гнуться. Наверху, под самым потолком, оборвался кронштейн, один за другим отрывались квадраты декоративной плитки. Вслед за трубой снялась с насиженного места газовая плита, крышка духовки откинулась, оттуда поехали сковородки.
Я уже была на полпути к окну, когда перед самым носом со звоном рухнул итальянский сервант, выплеснув миллионы осколков стекла и хрусталя. Сервант на меня не планировал нападать; я уже говорила, что разгадала их тактику. Сервант тут был ни при чем, как и телевизор. Нападали те штуковины, что были связаны в сеть. Я зажмурилась, когда хрустальные брызги полетели в глаза, затем вскочила и побежала прямо по задней стенке серванта.
