— Пока?.. В худшую сторону ваша практика измениться не может, потому что хуже некуда, — с остатком прежней злости сказал зампред. — Действуйте не в ущерб делу и людям. Только, — он постучал пальцем по приказу № 249,— не давайте пищи анекдотам.
Эту пилюлю пришлось проглотить. Для начала Пец отправил Авдотьина в координатор: обозреть все в целом, подумать. Потом им займется референт.
За время беседы было выкурено с десяток сигарет. Оставшись один, Валерьян Вениаминович открыл окно, чтобы проветрить кабинет. Но из подсвеченных электрическими лампами сумерек потянул сложный букет запахов: сырой бетон, неполностью сгоревший в газовых резаках ацетилен, нагретый битум, машинное масло и… — он с интересом потрепетал ноздрями, не ошибается ли, — свиной навоз. Откуда-то определенно пахло свинарником. «Что за новость? Химикалий такой употребляют, что ли?..» Пец закрыл окно, включил кондиционер.
В то самое время, как кабинет директора покидали высокие гости, десятью этажами ниже по лестницам осевой башни поднимался, шагая через ступеньку, долговязый черноволосый человек в берете, тренировочном синем костюме и очках. У него была такая привычка: последние пролеты преодолевать не в лифте, а пешком — для укрепления ног и настройки на дела. Сегодня Юрию Акимовичу это было особенно необходимо.
«Ну, сейчас папа Пец мне выдаст: да как вы пошли на такую авантюру, да смешали грузопоток, да поставили под угрозу ночные работы!.. И отлично, и пожалуйста, пора выяснить отношения, расставить точки над „і“. Существует нормальная последовательность сооружения объектов, многоуважаемый Валерьян Вениаминович: подготовка площадки, закладка фундамента, сооружение надземной части, сантехмонтаж, отделка — и только после этого сдача и ввод в эксплуатацию. И если эта последовательность нарушена, то с архитектора, как говорится, взятки гладки. А у нас она не то что нарушена, ее и не было никогда, все смешалось, как в доме Облонских. Одну подземную часть трижды перепроектировал и переделывал (сейчас снова переделывать на этот… „вихревой вороночный ввод“) четыре раза менял проект зоны эпицентра. А эти три слоя! А сдача в эксплуатацию недостроенных этажей! А спираль!..»
(«Погнался за интереснятиной в Шаре: возведение башни в неоднородном пространстре — с искривлением тяготения, ускорением времени… ах, ах! Вот и имеешь мороку на всю жизнь: чем дальше вверх, тем больше проблем».)
«…A вообще говоря, Валерьян Вениаминович, вы не очень: пока объект сооружается, архитектор на нем царь и бог. Так заведено с античных времен. А у нас здесь кто архитектор? Надсмотрщик, прораб, погоняла, разрешитель текущих забот, мальчик для битья… Кто угодно, только не творческий руководитель проекта! А ведь архитектура, смею заметить, — это искусство. Конечно, когда надо что-то, так „наш катаганский Корбюзье“, ах-ах! А как начинаются осложнения, то Зискинд не так спроектировал, Зискинд не учел специфики, Зискинд то, Зискинд се… мальчик для битья».
(«Мне показалось снизу — или в самом деле кольцо-лифт монтируют с перекосом? Да точно, слева забетонировали этажа на два выше. И гуда там прораб смотрит, в осевой башне нагрузка неотцентрована, если еще кольцо добавит… Забыли, что в Таращанске НПВ выделывало, начисто забыли! Может, подняться сразу туда, минуя дирекцию? Нет, выйдет некорректно, папа Пец подумает, что я трушу, уклоняюсь от разговора».)
«…Я отпарирую очень просто: Валерьян Вениаминович, если бы я мог с вами связаться по телефону, то непременно согласовал бы. Но у вас же его нет. Бережете свой покой, а теперь сами в претензии!..»
В кабинет директора Юрий Акимович вошел энергичной походкой. Пец поднялся навстречу ему из-за стола.
— Ругать будете? — воинственно спросил архитектор.
— Нет, Юра, не буду. Все правильно, напрасно вы поспешничали, чтобы поставить меня перед фактом, только себе и другим жизнь вчера осложнили. Я бы согласился.
— Ну, вот — поди знай… — Худое лицо Зискинда выразило облегчение, но заодно и разочарование, что доводы, которые он приготовил, остались без применения. — Так я пойду?
— Жаль, конечно, что решение не вызрело раньше, — продолжал Пец, — но если бы затянули с ним и дальше, отклонение от оптимальности было бы еще худшим. Так что и вам это должно послужить уроком…
— В смысле? — насторожился архитектор.
— В смысле безудержно смелого — но в то же время и комплексного, хорошо рассчитанного — проектирования в НПВ. Проектирования-фантазирования, если хотите. С большим запасом возможностей. Симфонического такого, понимаете?
— Симфонического — это звучит. Проект-симфония… Уже, Валерьян Вениаминович, рисуем помаленьку. Проект Шаргорода. Закачаетесь, когда выдадим.
— Не помаленьку надо. Форсируйте.
— Бу сде… так я пойду?
— Объясните мне только, что делает на крыше Корнев с раннего утра? С ним группа Васюка и бригада Ястребова.
— На крыше?! — Теперь на лице Юрия Акимовича были озадаченность и тревога. — Но ведь договорились же на крыше ничего не делать! Послушайте, это опасно: они там нагрузят осевую башню с перекосом, кольцо-лифт еще не сбалансировано, да внутри башни… может плохо кончиться.
— Значит, не знаете? — Директор присел на край стола. — Между тем они там четвертые сутки по своему времени… Юра, вас переселили наверх не только для ускоренного проектирования, но и для присмотра за всем. Верх отсюда почти не координируется, вы же знаете.
— Ну, Валерьян Вениаминович, Корнев есть Корнев. А как они туда доставляют все? Лифт до крыши не ходит, лестницы ненадежны.
— Корнев есть Корнев, Зискинд есть Зискинд, а диетическое яйцо — это диетическое яйцо… Вертолеты им все доставляют. Знаете, вертолет есть вертолет.
— Да ла-адно, Валерьян Вениаминович, я все понял! — Зискинд даже переступил ногами от нетерпения. — Я пошел выяснять.
— Секундочку. — Пец подвел архитектора к окну. — Обоняние у вас нормальное? Что вы скажете об этом? Новое в высотном строительстве? Упрочняющие присадки свиного навоза к бетону?
Зискинд недоуменно потянул ноздрями — и даже побледнел:
— Не надо так шутить, Валерьян Вениаминович! За такие вещи… Хорошо, я разберусь, доложу. — Он метнулся к двери, исчез.
Валерьян Вениаминович закрыл окно, сел в кресло. Он почти зримо представил, как главный архитектор, заряженный этим разговором, ракетой возносится на высокие уровни — выяснять, наводить порядок, приводить в чувство… А его самого кресло располагало к отдыху. «Нет, рано». На табло координаторных часов над дверью было 72.10. Директор нажал кнопку, в дверях появилась секретарша.
