Предстояло толково распорядиться им. Насколько Крэл мог понять, в доме кроме парадного входа была небольшая калитка, ведущая в переулок. Очень важно было догадаться, где остановится автомобиль Ваматра, через какую дверь он выйдет после концерта. Хорошо уже и то, что выходов только два, а не больше, но и с двумя справиться не так просто. Лучше всего поставить "дисмен" на углу переулка и малолюдной фешенебельной Товмид.
Пожалуй, Крэл впервые почувствовал, как трудно действовать в одиночку. Друзья? На поверку оказалось, что у него нет ни одного друга. Преданного, такого, который поймет и будет готов к испытаниям. Неужели самой близкой была Инса?.. Но она там, по ту сторону невидимой черты, и борьбу придется вести не вместе с ней, а против нее, против людей, ей близких. Кто же, кто согласится помочь?.. Как много, оказывается, есть людей, которым нет никакого дела до других. Вероятно, поэтому так приятно было теплое участие Нолана, поэтому так радостно было чувствовать его ласковую и твердую руку... А Нолан с собой не взял. Ну, ничего, есть еще силы для борьбы. Мало сил, но если их собрать для удара, может хватит. Сражение начинать надо.
Затруднения в тот вечер начались сразу. Крэл еще запирал свой "дисмен", а к нему уже подошел полицейский:
- В этом месте оставлять машину нельзя.
- Здесь нет никакого знака!
- Запрещено. На сегодняшний вечер. Вы можете поставить машину возле сквера Соллей. Прошу вас.
Это сразу нарушило планы Крэла. По окончании концерта он рассчитывал, забравшись в автомобиль, наблюдать за особняком, стараясь не пропустить появление скрипача, установить, в какую машину он сядет, а потом... потом двинуться за ним следом. Что должно было произойти дальше. Крэл не представлял, но он старался не думать об этом. Лишь бы проследить за Ваматром, лишь бы узнать, где он обитает!
До разговора с полисменом Крэл был спокоен, уверен в успехе, а этот маленький инцидент вывел его из равновесия, испортил настроение. Оно еще ухудшилось, как только Крэл очутился в вестибюле. Мимо двух невозмутимых мощных швейцаров он прошел с чувством большого удовлетворения и тотчас увидел солидного, приветливо-строгого господина, который попросил пригласительный билет. На миг стало неловко. От доктора Феллинсена он знал, насколько затруднен доступ на концерты Ваматра, и его не переставали мучать сомнения - нет ли чего-то недостойного во всей этой истории с билетом, полученным от кабатчика.
Однако билет оказался настоящим. Крэл успокоился, но не надолго. Встретивший его господин с легким поклоном возвратил билет и проинструктировал:
- Теперь наденьте, пожалуйста, полумаску, и вас проводят в концертный зал.
- Простите, я не совсем понимаю. Маску?
- Как, разве сеньор Марандини не предупредил вас? Впрочем... распорядитель осекся и кивком головы подозвал лакея. - Проводите господина Крэла к мадам Деком. Вам сейчас дадут полумаску, господин Крэл, и тогда милости просим.
Крэл почувствовал, как от волнения у него горят щеки. Что все это значит? Распорядитель знает его имя, знает, что билет получен от Марандини. Следовательно, все это подстроено. Дурацкая игра в шахматы, но итальянец и в самом деле играет превосходно: сколько сыгранных партий в кабачке!.. Может быть, и проиграл Марандини только тогда, когда получил команду - "проиграй!"
Концертный зал, небольшой, уютный, освещен мягким притушенным светом. Посетители приходят не парами, как это чаще всего бывает, а поодиночке. Все в масках. Одинаковых, сделанных из серебристого шелка, скрывающих лица. Женщин больше, чем мужчин. Все одеты скромно, не видно драгоценностей, украшений. Преобладают темные, спокойные тона платьев. Не чувствуется оживления, обычного перед Концертом, не слышно разговоров, смеха.
Кресла в зале стоят не рядами, а в беспорядке. Некоторые у маленьких столиков с напитками и фруктами, некоторые в нишах. Каждый входящий в зал выбирает себе место по вкусу, кое-кто переставляет кресло по нескольку раз, приноравливаясь, как удобнее расположиться, а кое-кто удаляется за тяжелые серо-стальные драпировки. Изучая, куда же он попал, Крэл настолько был поглощен желанием не показаться уж очень чужим в этом зале, что не сразу обратил внимание на эстраду, затянутую серебристым полотном экраном. Создавалось впечатление, будто в зал собрались знатоки и ценители киноискусства на просмотр какого-то нового фильма.
Крэл все еще переходил от кресла к креслу, нигде не решаясь устроиться, когда свет стал постепенно меркнуть. Распорядитель появился возле Крэла внезапно. Поклонившись, он молча, но очень настойчиво пригласил его занять место. Крэлу ничего не оставалось, как сесть в предложенное кресло, хотя ему почему-то казалось, что именно это место не самое удобное.
Свет потух. На несколько секунд зал погрузился во тьму, а затем экран загорелся ярким серебряным светом.
Когда именно появился черный силуэт скрипача, Крэл не уловил, оглушенный взрывом аплодисментов.
"Ну, сейчас начнется".
Началось все так, как Крэл и предполагал: импровизация, исполняемая без аккомпанемента, не произвела на него никакого впечатления. Вернее, такое, какое всегда оказывала музыка. Первоначально подобие интереса к новому, затем напряженное ожидание чего-то, что должно оправдать потерю времени, наконец, скука, откровенная скука и разочарование. Крэл слушал не слыша. Звуки воспринимались без волнения, не рождали образов. Мысль, не подавляемая эмоциями, продолжала работать четко. Думалось о Нолане, вспоминался его рассказ о кошмарной ночи, о скрипке и протоксенусах, погубивших Эльду и Бичета. А в то время, когда зал опять разразился овацией, Крэл, ничем не удивленный, деловито потрогал карман, проверяя, на месте ли захваченные с собою кюветы с индикатором.
Силуэт кланялся. Долго. Уж очень, как показалось Крэлу, усердно благодаря за оказанный прием. Молод был скрипач или стар - не разобрать. Гибкий, затянутый во фрак, он кланялся и кланялся. Всем корпусом или только головой, отрывисто, резко, и тогда создавалось впечатление, что силуэт на миг остается без головы. Крэл не понимал, почему так неистово аплодируют, и вяло подумал: "Вероятно, авансом, в ожидании чуда, из-за которого и пришли сюда".
Каким оно будет, "чудо"?
Силуэт перестал кланяться, и зал, как по команде, затих. Тишина стояла столь же глубокая, как и тьма, предшествовавшая концерту. Как во тьме, вспыхнул ослепительный экран, так и в тишину вдруг хлынул водопад звуков. Скрипка летала в руках мастера, и Крэл поймал себя на том, что стал внимательней, уже ищет нечто показавшееся странным, необычным в исполнении. Он еще способен был отметить, что не развлекает себя посторонними мыслями, пренебрегая музыкой, но уже не мог сосредоточиться на какой-то определенной теме. Это стало раздражать. Крэл не пил главным образом потому, что не любил терять контроль над собой. Ясная голова, только ясная голова! Если алкоголь затуманивает голову, к черту алкоголь! Ни рюмки лишней, если мысль перестает быть трезвой.
