— Не оставлял я никаких следов.
— Неважно, — неторопливо продолжал академик, оставлял кто-то следы или нет, важно, что след существует. И что это — святыня, поклоняться которой приходят со всех концов света. Хотя Священный город ныне под властью каких-то неверных. Но богомольцам доступ открыт. Разумеется, источник информации желателен более достоверный, однако что есть, то есть.
— Какой же тут строй?
— Похоже — феодальный, с местными нюансами, разумеется.
— Спасибо, Измаил Алексеевич, — по-земному назвал Зера Сид, — вы сделали невозможное, получив столько сведений. Теперь — кто же мы? Язык наш, судя по беседе с пустынником, здесь понятен. Но, если судить по магнитофонной записи, — разница чувствительная. А теперь вспомните — в горах живут племена, давно отрезанные от мира. Не оказаться ли нам представителями такого племени? Тогда наш архаичный язык, любопытство и полное незнание современной обстановки мало кого удивят.
— Так, — согласно кивнул немногословный Геф. Нави, как всегда, без рассуждений принял предложение Сида.
Согласились и остальные.
Когда глубокая тень заполнила низину между барханами, они свернули шатер. А подошли к Священному городу, когда по-южному быстро исчезали последние звезды и сонные стражи тоскливо перекликались на стенах.
Сид удивленно вскинул голову — городская ограда казалась той же, что и тысячу лет назад! Конечно, стены рушились и надстраивались, расширялись и сравнивались с землей, но та же глина, замешанная на соломенной сечке, шла на этот кирпич, да тем же ноздреватым камнем были облицованы ворота, которые разве что стали чуть уже со времени первого пришествия Иса, да и то — вряд ли. И только кожаные нагрудники стражей с нашитыми на груди и спине стальными бляхами да конические шлемы, из-под которых венцом торчала грязно-белая материя — вероятно, от жары и чтоб не терло голову, — были непривычны. Снизу, из-под доспехов, лезли стеганые халаты, от грязи и времени потерявшие свой первоначально красный цвет.
А еще поразили пришельцев нечистые, похожие на армейские кальсоны, штаны привратных стражей. Обувью им служили куски кожи, стянутые тесемкой.
Увидев в столь ранний час у ворот пришельцев, с надвратной башни свесил нечесаную бороду начальник караула. Он что-то крикнул вниз на непонятном языке. Геф ответил на языке Благословенной земли. Стражник подивился странному выговору и тоже перешел на этот язык, оказывая неслыханную милость этому сброду, стоящему под башней — до все времена завоеватели не любили говорить на языке покоренного народа. Но эти внизу заинтересовали начальника караула не совсем обычной одеждой и каким-то древним говором, который стражник воспринимал с трудом. Он милостиво разрешил дожидаться восхода солнца у ворот.
А с восходом они вошли в город, вручив благожелательному бородачу кусок серебряной проволоки.
И они нашли себе место, вместе с другими паломниками, на постоялом дворе, примыкавшем к базару.
У неровных глинобитных стен каждый разбивал свой шатер, тут же, по ночам, словно от тяжкого горя, глубоко вздыхали верблюды и тлели маленькие костерки под железными походными треножниками — здесь варили похлебку, как и тысячу лет назад, пекли в полукруглых глинобитных печах плоские пшеничные лепешки. И хотя сейчас было утро, постоялый двор припомнился Сиду именно ночным.
Наряды людей изменились мало — разве что пришельцы-богомольцы из-за Лазурного моря, из холодных северных королевств, были вместо халатов в длинных рубахах и широких грубых плащах с капюшонами, да узкие домотканые штаны их были замотаны до колен во что-то напоминающее обмотки, обуты они были в тяжелые кожаные башмаки. У всех были посохи. Впрочем, посохами были вооружены и наши герои. А кроме посохов, у них было два копья, на которых они укрепляли палатку, или шатер, как они именовали ее на этой земле.
Теперь, заняв место у стены, они разбили шатер и завалились спать, рассчитывая, отдохнув, выйти к вечеру в город.
Лишь двужильный Геф отказался от отдыха — он обошел город и к вечеру коротко доложил:
— Жилье есть. Сторговал бывший дом Ртепа. Там — все как прежде, разве что стены вокруг двора еще выше стали, да деревья гуще. А колодец — тот же, что и был.
— Сворачиваемся, — распорядился Сид.
Без, не дожидаясь остальных, начал отвязывать крепления шатра. К полуночи они справили новоселье.
Действительно, во дворе почти ничего не изменилось. Разумеется, и стены, и окованные ворота были другими, но — живуча традиция! — через тысячу лет, словно слепок с одного образца, повторились и дом, и двор, и деревья. А каменный срез колодца, пожалуй, был тем же самым. И теми же самыми казались огромные деревянные колеса для подъема воды, хотя это было совершенно невероятным.
Пока большинство предавалось воспоминаниям, а Зерогов — восторженному любопытству, Без обошел помещения, проверил тяжелые запоры на воротах — остался ими доволен, — заглянул в колодец и проинспектировал отхожее место. Вывод был прост — при необходимости можно держать круговую оборону. Он стал хорошим комендантом — как-то само собой оказалось, что уже есть двухнедельный запас местных харчей. Нынешняя роль явно больше соответствовала его наклонностям, чем прежний высокий земной пост. Недаром он так стремился в экспедицию!
На небе сияла луна. Сид и Мер легли на крыше. Остальные на веранде — в комнатах было душно. В дальнем углу двора, за обвитой виноградом беседкой, дотлевали угли ненужного уже костерка. Хозяйственный Без подошел и залил их. Наконец улегся и он.
— Смотри, Ис, — по-старому назвала его Мер, — ночь-то какая!
Она сидела, подтянув к подбородку колени, прикрытые легким одеялом, рядом с лежащим на спине Сидом. Тот, закинув руки за голову, смотрел вверх.
— И тишина, — продолжала она, — мы отвыкли от такой тишины. Даже переклички стражей не слышно. И листва молчит. И пахнет лимоном — почти как на той Земле. Ты не спишь?
— Нет, Мер, — повернул голову Сид, — думаю.
— О чем?
— О тебе. О себе. О нас. О том, какой невероятной была наша встреча. О том, как пусто было бы без нее.
Они долго слушали тишину, которая была живой: то прошуршит геккон по глинобитной стене, то скользнет по прохладной листве старый тяжелый лист. А вдали, за оврагом, идущим вдоль южной стены двора, трещали цикады. И луна, пройдя по ветвям, стояла уже в середине неба.
— А луна такая же, как и там, — прижав голову к плечу Сида, засыпая, сказала Мер.
—В городе мало кого интересует наша вера. Здесь сошлись три религии — Благословенной земли, последователей Иса и тех, кого пустынник назвал «погаными», — последним и принадлежит власть в городе. Они-то наиболее терпимы. За кого себя выдавать?
