— А здесь — пусть все так и остается до второго пришествия? — снова из темноты рубанул Сид, не дав заговорить Зеру.
— Ис терпел.
— Он был терпелив к заблуждениям, а когда доходило до дела — и от меча не отказывался!
— Твоя речь опасна! Он поднимал меч против ложной веры.
— Нет, против Империи, ставшей железной стопой на людское горло. За справедливость на этой земле. И — сразу, а не через тысячу лет.
— Ты читал древние апокрифы, осужденные вселенскими соборами. И списки те сожжены. Это — ересь. А с еретиками у нас на Севере обходятся без пролития крови.
— Сжигают на кострах?
— Чего не сделаешь, сын мой, для, блага истинной веры, — смиренно сложил руки Грез.
— Спасибо за предупреждение. Так что же входит в канон?
— Ты слишком осведомлен, чтобы не знать этого…
— Меня зовут Сад.
— Сид.
— И все же я не знаю того, что знаешь ты, — мы слишком долго были отрезаны от мира.
— Есть Древняя и Новая книги.
— Догадываюсь — Древняя от древней веры Благословенной земли.
— Истинно так. Но древние жрецы погрязли в пороках. И последователи Иса, принимая Древнюю книгу как предвестие Новой, поклоняются новому учению.
— Ядро Новой книги — житие Иса?
— Так, сын мой.
— Кто ее написал?
— Шестеро святых книжников.
— Что ж, брат Грез, расскажи, что произошло тысячу лет назад, — Сид как-то незаметно перешел с «отца» на «брата».
— …И тогда, сокрушив громами небесными полчища нечестивцев, вознесся Ис на небеса со святыми Гефом и Нави и с девою святою Мер.
— Но ведь Мер — жена Иса!
— Молчи, нечестивец! — накинулся на не сдержавшегося Зера брат Мис.
А Грез, не моргнув глазом, продолжал:
— Сказанное тобой было в одном из апокрифов. Свитки эти поганые сожгли на главной площади в Гаахе — столице Великой и Священной Северной империи, а читавших эти свитки удавили добрыми пеньковыми веревками. Так слушайте же истину: когда господь наш вознесся на небеса, то был им оставлен на земле каменщик Ртеп. И стал он, Ртеп, краеугольным камнем истинной веры. И верховный жрец Благословенной земли поклонился ему, узрев многие чудеса. И воспринял веру Исову.
— Как? Верховный жрец Иф? — не выдержал Сид. — И Ртеп принял к себе этого хамелеона?
— Раскаявшийся грешник — лучший праведник… Ты слишком много знаешь, Сид, но как-то не так. И в грамоте силен? Вижу — запретные книги читаешь… А душа гибнет. Ибо вся истина — в каноне. Прочее — смрад и ложь.
— Допустим, но что же делал Улук, он-то как допустил это?
— Улук? В Книге нет этого имени.
— Военачальник, оставленный Исом при Ртепе! гаркнул, не выдержав, Геф, чуть не опалив на светильнике бороду.
— Имени его не помянуто, — разом сникнув, удивленно проговорил Грез, — но был он безымянно проклят и рассечен мечом.
— Кем, за что? — разом поднялись Зер и Сид.
— Он подстрекал народ низринуть Ртепа, говоря, что Ртеп мнит себя божьим наместником. Он утверждал, что Ис — человек, а не бог. Он не верил в бессмертие души и жаждал воздаяния здесь, на земле. И Ртеп приказал рассечь его мечом.
Мер ухватилась за руку Сида, и надолго синие полосы остались на его руке. И Сид не почувствовал этого.
— Дальше, — хрипло поторопил Сид. И сказано это было так, что брат Грез стал торопливо закругляться:
— Ртеп стал во главе новой церкви.
— Спасибо, святые отцы, — с таким железом в голосе проговорил Сид, что у брата Миса мороз прошел между лопатками, да и брат Грез поежился, хотя был он человеком не робким, а на дворе было душновато.
В душе Сид клял только себя:
«Чувствовал же, что такое Ртеп. Главное — чем он может стать без контроля. Да, волевой, умный, но — честолюбив. В глубине души — беспринципный… Нет, тут я перехватил — были у него принципы. Но какие! Что цель оправдывает любые средства. Какова же цель? Столкнулся же он с храмовым отребьем, а стал на его пути к неограниченной власти Улук, убрал и его, неподкупного человека, ближайшего соратника».
— Ладно, ребята, спать, — сказал наконец он устало, выйдя из угрюмой задумчивости, — утром додумаем, договорим. Идем, Мер.
Он обнял ее за плечи, и они пошли в темноте к лестнице, ведущей на крышу.
А братья-паломники уже давно лежачи под навесом, блаженно вытянув ноги. Последняя сцена происходила без них.
Утром, перед уходом, брат Грез долго топтался у калитки, удивляя брата Миса — Мис привык видеть коллегу спокойным и нелюбопытным. А тут — словно сел человек на верблюжью колючку.
— Мешкаем, брат Грез, — наконец не выдержал Мис, — пора!
— Пора, — вздохнув, согласился тот.
И, сопровождаемые молчаливым Нави, они вышли за ограду.
Снаружи Грез чуть помедлил, слушая, как гремит тяжелый засов, задвигаемый Нави. И снова, выведенный из задумчивости Мисом, он двинулся к горе у храма — там возвышался камень, истертый губами странников. Благочестивые мысли не лезли в голову трезвомыслящего Греза. Не давало покоя — где он видел это лицо, эти глубокие светлые глаза? Он успел их рассмотреть, когда на мгновение пламя выхватило это лицо из темноты. Верен глаз Греза — недаром сам император перед паломничеством призвал его к себе и посоветовал не только поклониться святым местам, но и посмотреть, насколько надежны стены Священного города и что думают люди истинной веры, живущие там. Да и много ли войск у тамошнего правителя.
Так что в отсутствии наблюдательности его нельзя было упрекнуть. В склонности к галлюцинациям — тоже. Он видел это необычное лицо. Но где?
Грез и Мис, дождавшись своей очереди на пыльной площади, — деревья, окружавшие пространство, посреди которого торчала рыжая глыба, несмотря на утренний час, заливали своей тенью площадь только до половины, — приложились к горячему камню. Но и ощупывая губами ноздреватый камень, Грез все не мог отрешиться от воспоминаний о вчерашнем собеседнике. Он машинально пробормотал положенную молитву и провел ладонью по лбу и плечам. В отличие от Греза спутник его проделал все это с большим чувством и от умиления шмыгнул носом.
Потом, оставив у порога обувь, они вошли в гулкий и прохладный храм.
Сквозь верхние прорези-окна острые лезвия лучей били в дальнюю часть храма, где было возвышение для священнослужителя, а над ним — в окованной золотом раме, словно выхваченное из темноты пламенем, — виднелось большое изображение Иса. Одно из самых древних и самых похожих, хотя художник мох писать только по памяти — Ис никогда не позировал.
И Грез вспомнил это лицо.
Он рухнул на колени, не замечая павшего рядом ниц Миса. Провел ладонью по глазам, прогоняя наваждение. Но оно не проходило, с древней доски, покрытой нетускнеющими красками — секрет старых мастеров! — на него смотрели глубокие, холодные и внимательные глаза того, что вчера назвался Сидом.
