Поднялся к себе в комнату, уложил съестное в мешок с деньгами, оделся и вышел.
Оба коня уже стояли под сёдлами.
— Коней кормил?
— А как же, дяденька! Я службу знаю. Вчера сена дал, утром — овса.
— Молодец. Коли не испортишься, хороший работник из тебя вырастет.
— Когда это ещё будет! Уж больно медленно расту. Ну ладно, я к мамке побежал, а то она беспокоиться будет.
Мальчишка выбежал в открытые ворота. Я погрузил мешок на свою лошадь, а уселся на трофейного Орлика. Так будет легче обеим лошадям.
Не спеша выехал из города. Чего гнать — уж полдень. Однако постепенно лошади разошлись, хотя я их и не подгонял. Орлик был горячим, сам рвался, а поводья моего коня были привязаны к седлу Орлика — вот они и шли плотной связкой.
Без неприятностей за три дня я добрался до Пскова. Когда увидел вдали купола храмов и городские стены, вздохнул с облегчением — вот я и дома!
Через полчаса я проехал городские ворота, проскакал по своей улице. Соскочил с Орлика, рукоятью плети постучал в ворота.
Калитку открыла зарёванная Маша. Сердце сразу сжалось, в животе образовалась пустота.
— Дарья?
— Дарья?
— Нет.
— Кирилл?
— Нет.
— Да говори же ты наконец!
— Илья.
— Что с ним случилось?
— Не знаю… ю… ю…
— Как «не знаю», чего тогда ревёшь!? Объясни внятно, перестань разводить сырость!
Я завёл коней во двор, закрыл калитку.
— Уехал, седмицу как уехал на коптильню, и нету. Он всегда за один день оборачивался. А тут — семь дён! Боюсь — случилось с ним что-то нехорошее.
— А вы что сделали?
— Чего мы можем? Сидим вдвоём и ревём.
Я про себя выматерился. Думал — вернусь домой, как в тихую гавань. Обрадую Илью выгодной продажей самоцветов, вина попьём, в баньку сходим. Все мечты идиота рухнули в один миг.
Я завёл усталых коней в конюшню, расседлал, налил воды в корыто, задал овса. Прихватил скудные пожитки, мешок с деньгами и пошёл в дом. Едва успел закрыть за собой дверь, как на грудь с плачем кинулась Даша.
— Батюшка!
— Не реви, расскажи внятно.
Дарья прошла к столу, села на лавку. Вытирая рукавом слёзы и заикаясь, она объяснила, что Илья, как и обычно, уехал на рыбокоптильню. Помнил я это место, где нас угощали свежекопчёной рыбкой и где я впервые столкнулся со шведами. Поездки длились недолго — день, иногда — два, если возникали непредвиденные обстоятельства. А тут — седмицу ни слуху ни духу. Опять же с коптильни никто не приезжал. Не случилось ли чего?
— Всё?
— Вроде всё.
— На чём уехал Илья?
— На лошади.
— Это понятно, что не пешком. Верхами или в сани запряг?
— На санях.
Вот, уже кое-что.
Выезжать на поиски сегодня уже поздно — через час смеркаться начнёт, чего в темноте узреешь? Да и времени много прошло — небось, следы давно снегом могло припорошить.
— Когда снег у вас был?
— А? Что?
Лицо Дарьи опухло от слёз, от волнения она даже не поняла, что у неё спрашивают.
— Снег, говорю, когда был?
— Третьего дня вьюжило.
Плохо, что вьюжило. На сердце легла тяжесть. За прошедшее время Илья мне стал ближе, да и не чужой он — отец жены.
Неделя прошла, спешить теперь ни к чему. Сегодня вымоюсь, поем, а с утра — на поиски.
Я покушал домашнего, выпил винца, сходил в баню. Вернулся из бани, как всегда, взбодрившимся. Не успел зайти в дом, как Дарья подступила ко мне с упрёками.
— Почему батюшку не ищешь?
— Господь с тобой — только приехал, лошадям отдохнуть надо, да и вечер уже на дворе, темно. Как искать-то?
Дарья опять ударилась в слёзы. Понять её можно — отец неделю как пропал. Искать надо, это мой долг, но не в ночь же…
Утром я наскоро позавтракал и оседлал трофейного Орлика. Понравился он мне.
Выехал из города — дорогу на рыбокоптильню я знал, потому сразу направился туда. По пути поглядывал на обочины — нет ли там чего подозрительного? Не было, да и откуда взяться — три дня назад снег шёл. Даже если какие-то следы и были, так теперь всё снегом надёжно укрыто. А как стает, будут обнаруживать люди страшные находки в виде пропавших зимой родственников и знакомых. Боялся я в душе этого, но вовсе не исключал.
Спрашивается — в полном расцвете сил, здравом уме, не пьяница мужчина уезжает на день по делам и уже неделю как не возвращается и не даёт о себе знать.
Любовницы у него не было, а если бы и была — всё-таки вдовец, не будет он неделю у неё находиться, знак какой подаст. Нет, на Илью это не похоже. Он мужик справный, в первую очередь о семье да о деле печётся. Потому и приходили в голову чёрные мысли.
Как-то незаметно добрался я до коптильни. Узнали меня работники Ильи, в пояс кланялись да шапки ломали. На расспросы мои отвечали — был, седмицу назад как, уехал ближе к вечеру, рыбки копчёной с собой взял да выручку месячную — сплошь медяками, тяжёлая сума получилась. И посторонних с ним никого не было, один был. Выпил немного с артельным — так то почти о каждом приезде бывало. Меру знали, по чарочке — и баста. И метели тогда не было — вьюга случилась на следующий день.
— А чего случилось? — наконец задали вопрос работные.
— Илья пропал. Я в Москве был, вернулся — а тут такая новость.
— Ай-яй-яй, — покачали головой работные да и разошлись по своим местам.
Артельный угостил меня копчёной рыбой. Запах был такой, что слюнки потекли, и я не смог отказаться.
Когда с рыбой было покончено, и я вытер о полотенце руки, артельный спросил:
— Сам-то что думаешь?
— Думаю, что на деньги кто-то позарился. Наверняка из тех, кто раньше в артели работал, знал, когда и зачем Илья приезжает.
— Не должно такого быть. У нас люди серьёзные, работящие, других не держим.
— Год-два назад от вас уходил кто-нибудь?
— А ведь было! Два года назад и было. Выгнал Илья человека одного — работал спустя рукава. То рыбу недокоптит, то пересолит. Да и вином творёным баловался.
— Кто таков?
— Аристарх, в соседней деревне живёт — тут, за лесом.
— Давно его видел?
— Как выгнали, с тех пор и не видел.
— Ну, спасибо за угощение.
Мы попрощались, и я, сев на Орлика, двинулся по узкой дороге обратно в город.
А ведь если Илью убили, то это должно было произойти именно здесь, на дороге, не ближе двухсот метров от коптильни и до конца леса — чтобы криков было не слышно.
