— Ужасная история! — вздрогнул Джерри.
— Судя по прогнозам аналитиков, скоро это будет обыкновенной историей, не стоящей упоминания в новостях. Мир начинает трещать по швам... Я тоже против закона о свободе геномодификаций, но когда я смотрю на этих демонстрантов, мне становится не по себе...
Никки выключила тиви-трансляцию и спросила:
— Робби, как дела со списком? Выяснил, кто его составил?
— Пока нет. Анализ записей Джерриного отца наводит на мысль, что он получил список от какого-то знакомого учёного. Вероятнее всего, список был создан в Дарнеги-центре, где долго работал отец Джерри. И вполне возможно, что составители списка не имеют прямого отношения к убийствам — они лишь исследователи, труды которых кем-то используются.
— Кем?
— С вероятностью полтора сигма — кем-то из Южных династий. Несколько лет назад Дарнеги-центр был куплен компанией «ЗороастрИнк», явно принадлежащей кому-то из Южных. Но определить, какой конкретно династии принадлежит «ЗороастрИнк», трудно.
— Работай дальше, Робби. Мы тоже подумаем, с какого конца подобраться к этой задаче... Тебе помогут полицейские досье об убийствах людей из списка?
— Да, но учтите, что детективная работа — это лицензированная область моделирования...
Никки задумчиво сказала:
— В этом жутковатом списке мне жаль не только умерших, но и живых...
— Почему? — спросил Джерри. — Из-за опасности, которая им грозит?
— Из-за того, что на них лежит печать обречённости... Если ты попал в список, то стал ключевой фигурой будущего, рычагом изменения мира. На тебя ложится неизбежная тяжёлая ответственность... Эйнштейн был пацифистом, но из-за угрозы создания нацистами атомной бомбы ему пришлось бросить свой авторитет на политические весы и выступить за разработку атомного оружия. А потом были Хиросима и Нагасаки... Я думаю, что каждый человек из этого списка будет восхваляем и проклинаем одновременно. Ни одно масштабное действие или нововведение не остаётся положительным или нейтральным. Оно всегда имеет оборотную, отрицательную сторону, всегда прокатывается колесом по чьим-то судьбам.
— А если ничего не делать? Попал в список ключевых людей, но умыл руки.
— Тогда будет ещё хуже. Этим список и ужасен — если ты в нём, то любое твоё действие или бездействие отзовётся оглушительным эхом. Бедняга, ты стал Гулливером среди лиллипутов. Как бы осторожно ты ни двигался, всё равно сломаешь кому-то спину.
— Мне это не нравится. Дьявольский список.
— Никому из нормальных людей это не может нравиться.
На занятии по интелкультуре профессор Эксмин рассказывал об искусстве полемики:
— Это обширная и увлекательная тема, но я ограничусь рассмотрением спора между интеллектуальными соперниками, ценящими юмор.
Профессор походил по залу и со вздохом сказал:
— Полемика — это фехтовальный диалог по определённым правилам. Нельзя дискутировать с людьми, не разделяющими дуэльный кодекс. Бросить вызов: «Милостивые государи! Кто тут против концепции лингвистического релятивизма?!» в гуще овощного деревенского рынка — чревато последствиями. Дискуссии не получится: вас просто забросают невнятными кочерыжками народного гнева.
— А что — в полемике есть какие-то правила? — удивился кто-то.
Профессор утвердительно кивнул.
— Главное правило словесной дуэли — максимум яда и максимум вежливости. В полемике много подводных нюансов: ролевые маски, умение блестяще проигрывать, «удар вилкой». В моей книге «Искусство полемики» приведена полная классификация острых двусмысленностей...
— А можно какой-нибудь простенький пример? — спросила Самар.
Профессор перевёл взгляд на заднюю парту, где сидел толстенький Дракон, хозяин памятной кибервороны.
— Рассмотрим самый классический выпад: «Ты — дурак!»
Все рассмеялись, а Дракон побагровел.
— Классический же ответ: «Сам дурак!» показывает, что оба беседующих — одного дурацкого поля ягоды. Лучше, например, ответ: «Среди таких гениев, как вы, сударь, я предпочитаю оставаться дураком». Вы формально поддержали тезис грубияна, но перевернули ситуацию так ядовито-вежливо, что для других не останется сомнений в том, кто из вас настоящий дурак.
— Значит, прочитав вашу книгу, можно выиграть любой спор? — радостно воскликнул кто-то.
— Нет, конечно! — удивился Эксмин. — Есть категории споров, где победить нельзя в принципе. Полемику вокруг жизненно важных вещей — как, например, широко обсуждаемый сейчас закон о свободе геномодификаций — ни одна сторона выиграть не может, потому что поражение непереносимо для проигравшего. Значит, время цивилизованной полемики будет быстро исчерпано и чистые доводы логики и остроумия заменятся на грязные аргументы шантажа и войны.
— Что такое «блестяще проигрывать?» — заинтригованно спросили из зала.
— Все полемические раунды выиграть невозможно, — пояснил профессор. — Если проигрываете, то не упорствуйте, вызывая жалость и усмешки, а добродушно и вовремя признайтесь в проигрыше. После чего снисходительно или покровительственно, а ещё лучше — удивлённо — похвалите соперника за его успех. Этим вы отравите ему всю радость победы.
Профессор смеялся и язвил беспрерывно и над всеми: от него трудно было услышать фразу без сарказма.
— Почему вы всё время шутите? — не выдержал серьёзный Митр-Олень.
— Вылетевшее слово без жала — просто муха. Разве мне, старой змее, — трудно?
Профессор Эксмин любил приговаривать, ставя низкий балл:
— Сами потом благодарить будете! — чем вызывал дополнительный эмоциональный всплеск у студента, и без того раздражённого плохой оценкой. Чего, собственно, профессор и добивался, гадюка ядовитая.
Эксмин обожал всякие испытания и провокации — вот и сейчас он обратился к аудитории.
— Делаю вызов, — профессор сделал паузу, — и предлагаю достойно ответить! Юмор важен, но убедительность ценнее.
Все заёрзали и напряглись лицами — для большей умственной сосредоточенности.
— Если вы такой умный, то почему такой бедный? — надменно бросил в зал профессор.
Молчаливая пауза. Все лихорадочно ищут в пустых головах: чем срезать сэра Эксмина?
— Умный слишком мудр, чтобы попасться в капкан богатства, — неожиданно сказала Никки.
— О чём вы говорите? — весьма натурально удивился Эксмин. — Зависть к богатым живёт в большинстве сердец.
— Глупым быть ещё хуже, чем богатым, — кивнула Никки. — Но сердце умного полно жалости к богачам.
— Как можно жалеть людей, у которых так много денег и возможностей их потратить? — возразил Эксмин.
