Было бы хорошо, если бы обязательства Мюленберга кончились там же, на месте, в тот же день. Он сделает все необходимые пояснения, передаст свои расчетные материалы, чертежи, записи. Там же вернется Гросс. Вейнтрауб понимает, конечно, что вся эта история для него — пытка.
Ласковым голосом Вейнтрауб пожурил инженера за «излишнюю впечатлительность», но согласился с его планом.
* * *
— Подите прогуляйтесь, Ганс, — тихо сказал инженер. Ганс быстро открыл дверь и исчез в коридоре.
Так они делали каждый раз перед ответственным разговором. Один из них выходил на кухню или в уборную.
С некоторых пор фрау Лиз стала особенно предупредительной к сотрудникам доктора Гросса. Ее природное любопытство, общительность заметно возросли, обострилась страсть к уборке в лаборатории и около нее… Ни у Мюленберга, ни у Ганса не возникало сомнений относительно причин этих странных перемен в поведении хозяйки. В их положении осторожность была необходима.
— Ее вообще нет, — сказал Ганс возвратившись. — Ушла за продуктами.
— Очень кстати. Вот что, Ганс… Нам нужно решить один важный вопрос, пока еще не поздно. В последние дни я много думал над тем, что вы как-то сказали об этой папке с нашими документами. Действительно, получится ерунда, если я ее «приложу к машине», как вы выразились, и — только. Вначале, после ареста доктора, я думал, — вы это знаете Ганс, — что единственная задача в том, чтобы уничтожить все — и документы, и саму машину. Но… за это время многое изменилось… во мне; я многое понял — и в значительной степени благодаря вам.
— Ну что вы, господин Мюленберг… — смущенно пробормотал Ганс.
— Да, да, Ганс. Это так. Только теперь я по-настоящему узнал вас… и полюбил… А ведь мы работаем вместе уже около трех лет. Видите, как поздно! У меня все так. Я — человек, так сказать, замедленного действия… Все же я счастлив, что в этот, самый тяжелый и трудный момент моей жизни, рядом со мной — вы, которому я безусловно верю, несмотря на то, что мы с вами никогда даже не поговорили как следует по душам… Так вот. Сейчас я уже не хочу уничтожать идею Гросса. Это было бы тем же варварством, против которого мы восстали. Открытие появилось на свет и должно жить. Но пусть оно служит тем, кто борется за настоящий прогресс человечества, за торжество разума. Вырвать его из рук врагов — только половина дела. Нужно еще отдать его друзьям. Вы понимаете меня, Ганс?..
— Ну, конечно, господин Мюленберг! Я очень рад. Я так и думал, что вы придете к этому. Но что же вас огорчает?
— Я не знаю, как это сделать. У меня нет никаких возможностей…
— Зато у меня есть!
— Знаю, Ганс. Вот это меня и страшит… Боюсь, что вы не представляете, как трудна и опасна такая операция. Смертельно опасна, Ганс! Тут нужен большой опыт конспиративной работы, знание тех сетей, которыми вас будут ловить на каждом шагу, наконец, просто жизненный опыт. Откуда у вас все это! Вы можете попасться на первых же шагах, тем более, что за вами, вероятно, уже следят агенты Вейнтрауба А тогда — конец, и вам, и всем нашим операциям. Большой риск!
— Но вы забываете одно важное обстоятельство: я не один. Именно это я и имел в виду, когда говорил, что у меня есть возможности. Одному человеку в нашей нынешней обстановке такая задача, конечно, не под силу. Кое-что придется сделать и мне… но… знаете что, господин Мюленберг, лучше я не буду рассказывать вам ничего об этой операции, скажу только, что она уже обдумана во всех подробностях. А вы — забудьте о ней, у вас и так слишком много забот. Вам придется только подготовить текст — этого никто другой не сделает.
Мюленберг вдруг улыбнулся.
— Я вижу, мы предвосхищаем мысли друг друга… Скажите, Ганс, вы любите… карандаши?
Ганс почти испуганно посмотрел на инженера. Уж не свихнулся ли он, бедняга… В самом деле, так много свалилось на него…
— Какие карандаши?
— Вообще, карандаши; я нашел у себя пару прекрасных французских, правда уже несколько использованных… Вот, смотрите…
Он вынул из внутреннего кармана два довольно толстых, покрытых синим лаком, очинённых карандаша и протянул их Гансу.
— Возьмите ножик и очините вот этот, он сломан… «Контефрер» — фирма потомков самого изобретателя карандаша… Видите, какое дерево? Это сибирский кедр… Теперь попробуйте писать… Чувствуете, какая мягкость, — графит богемский…
Ганс молча и послушно выполнял все указания инженера, то и дело поглядывая на него.
— Я решил подарить их вам, Ганс, они мне больше не понадобятся. Кладите в карман… Нет, нет, в пиджак, отсюда они выпадут…
Ганс спрятал карандаши в пиджак, висевший в другой комнате. За несколько секунд, что он провел там, наедине с собой, в его мыслях прошел вихрь. Если это сейчас подтвердится… позвонить в бюро неотложной помощи… или Вейнтраубу… нет, лучше в бюро. Вейнтраубу — потом, когда он останется один и приведет здесь все в надлежащий порядок… Вызвать Вольфа — одного из друзей, чтобы он унес кое-что…
Он вышел, с трудом напустив на лицо безмятежную улыбку.
— Что ж, спасибо, господин Мюленберг. Сохраню их на память о вас. И буду писать ими только любовные письма… если придется.
Мюленберг сидел на том же месте, подняв голову и внимательно вглядывался в Ганса.
— Ладно, — сказал он. — Теперь скажите, вы ничего не заметили… особенного?..
«Так… значит отошло, пока», — подумал Ганс.
— В чем, собственно? — осторожно спросил он.
— Ну, в карандашах, разумеется!
Ганс развел руками, пожал плечами в полном недоумении.
— Ничего. Хорошие, добротные карандаши. Я не такой специалист…
— Ну, тогда, значит, все в порядке, Ганс! Можете поздравить меня с отличным выполнением работы. Последние две ночи почти целиком я посвятил ей. Задача была в том, чтобы изложить принцип Гросса возможно более кратко и в то же время исчерпывающе. В конце концов, мне удалось сжать текст до одного листка вот из этого блокнота. Правда, листок исписан весь, с двух сторон, мелким шрифтом. Там — все пояснения, цифры, формулы и три главных принципиальных схемы. Я сделал два экземпляра и заключил их в эти карандаши — пришлось выдолбить их внутри, потом снова склеить. Тоже была работка… Думаю, что теперь наше сокровище можно спокойно вынести отсюда; в случае обыска, у вас не найдут ничего предосудительного. Как вы думаете?
— Все это… просто гениально, господин Мюленберг. Право, можно подумать, что у вас — солидный стаж конспиративной работы… Ну и напугали же вы меня этими карандашами!
— Знаю, Ганс. Все видел, — устало, без улыбки ответил инженер, закрывая глаза и опуская голову к сложенным на столе рукам. Силы вдруг оставили его. — Угадайте, что я сейчас сделаю? — едва слышно пробормотал он.
