Мне показалось, что выглянуло солнце. А может, это от удушья поплыли перед глазами цветные круги. Развязка – жестокая, грандиозная развязка – близилась: один из нас должен умереть. И не важно, кто это будет. Так или иначе, потери не избежать: я лишусь либо жизни, либо части себя. Только почему я должен погибнуть от руки друга, ведь это нечестно? В горле появился вкус крови. Сил бороться больше не было. Я отпустил руки.
Калеб не ослаблял хватки – наоборот. Я повернул голову к людям, наблюдавшим за нами от линии деревьев. Охотники. Некоторые с засохшей кровью на лицах, но большинство – слабые, безвольные зараженные. И те, и другие внимательно смотрят на нас. Человек сто, не меньше. Знакомые лица. Худой, измученный мальчик. Вот он отвел от меня взгляд и повернулся к своим.
Я больше не сопротивлялся. Этот Охотник мне помогает: помогает мне попасть домой. Раздавленное горло наполнилось кровью. Последний вкус, который мне суждено почувствовать. Последний вдох. Домой…
Я лечу над землей. Сколько раз мне хотелось вот так парить над городом. Я лежу на спине, а небоскребы проносятся у меня над головой. Мне легко. Движение не требует усилий. Легко и холодно.
Ко мне прикасаются руки. Такая картинка была у Калеба в книжке, на репродукции росписи Сикстинской Капеллы. Мы ходили туда с бабушкой, когда мне было десять. Время идет. Меня несут. Холодно. Я не один. Дом все дальше. Я не знаю, куда меня несут. Падаю.
Я лежу на земле. Надо мной склонились озабоченные лица. Я смотрю на них и улыбаюсь, потому что знаю, где я: среди друзей, среди людей, среди Охотников. Все смешалось, реальности замещают друг друга, предлагая каждая свой дом, приглашая войти.
Я не слышал выстрелов. Я только почувствовал, как хватка на горле ослабла, как руки отпустили меня. Калеб все еще был сверху. Я хорошо видел его лицо на фоне мрачного неба. Он смотрел на меня и – мне этого никогда не забыть – узнавал! Он понял, кто я такой, и улыбнулся! А потом его не стало.
– Я хочу жить, после того, как умру, – сказал он.
Я кивнул.
– Так и будет.
Он улыбнулся.
– Возьми мои тетради, сохрани их. Слова нельзя убить. Ты знаешь.
Мы сидели рядом. Под серо–голубым небом. Шевелились голые ветви деревьев. Пролетела чайка. Ветер принес запах моря. Я думал, что ответить ему. И не знал…
Когда я пришел в себя, оказалось, что я лежу на боку на земле, а щеку и рассеченную бровь обжигает ледяной снег. От вертолетов бежали солдаты с автоматами наперевес и стреляли. Я вспомнил: они убили тех Охотников. Кричали люди: от боли и страха. Их перекрикивали военные: отдавали приказы. Ко мне кто–то прикоснулся, я поднял глаза и увидел тех, кого больше не надеялся увидеть.
Надо мной склонились Рейчел, Фелисити, Пейдж и Боб. Все вместе. Совсем рядом. Я смотрел, чтобы убедиться: они – все вместе и каждый в отдельности – настоящие, живые. Я хотел, чтобы они подружились и помогали друг другу. Я хотел, чтобы они сказали: всё в порядке, все позади. Но времени не было. К ним подбежали люди с оружием. Слух возвращался, но я не мог разобрать, что они говорят.
Да и зачем? Все и так ясно: мы выжили, пришли военные и не собираются стрелять в нас. Боб снова держал в руках камеру. Калеба нигде не было. Получил ли он то, о чем просил? Или он исчез, испарился, чтобы самому встретить конец? Ледяной воздух все сильнее обжигал горло, я старался делать вдохи как можно осторожнее, пока совсем не перестал дышать.
25
Сознание то возвращалось, то исчезало. Я понимал, что со мной происходит, но не знал, то ли это конец какого–то состояния, то ли продолжение…Мне нравилась легкость, нравилось ощущение парения…
Я дома: летний зной, синее небо, запах скошенной травы. Смех, шутки, болтовня с друзьями. Я все это помню. Каникулы перед выпускным классом. Уроки и домашние задания подождут еще пару недель, а сейчас время отдыхать, есть, спать и веселиться.
Баскетбольный мяч бьет по щиту. «Подбор!» Нога скользит, и я лечу над горячей, излучающей тепло площадкой. В сегодняшней игре не место шуткам. Голова работает, но я думаю как–то странно. И с памятью творится неладное. Я сегодня могу все на свете, и вижу все на свете. Это действует адреналин. Ты реагируешь без промедления, моментально принимаешь решения. Скорость – главное.
Я подымаюсь. Объявили перерыв, и мы идем пить.
Стоит жара. Вокруг меня вьются мухи – они, наверное, никогда не устают. Через распахнутые двери на площадку несет пыль со двора, который дождь не промачивал как следует лет пятнадцать. Хорошо, хоть ветерок дует, а то жара была бы невыносимой.
Мы играем против команды взрослых парней. У них капитаном старший брат моего одноклассника, которого я обогнал на один балл и попал от Австралии в лагерь ООН. А ведь он очень хотел поехать, но я его обогнал. Бьюсь об заклад, он весь год готовился и просиживал штаны над конкурсной работой, а я потратил на нее полдня. Теперь его старший братец собирается взять реванш.
Мы снова на площадке. Обмен взглядами. Они решили, что мы наложили в штаны.
То, что вчера было игрой, сегодня стало битвой за спортивную площадку: если сейчас мы продуем, то вход сюда нам заказан. А мне вообще можно попрощаться со спокойной жизнью в этой школе. Говорят, раньше здесь было по–другому.
Начнется учеба, и мне придется попотеть, чтобы получить по всем предметам максимальные оценки, а ведь далеко не все уроки и учителя мне по душе. Жизнь в школе рискует превратиться в задницу. Каждый будет считать своим долгом пнуть мой шкафчик и ляпнуть гадость в мой адрес.
Я несусь принять пасс – не успел.
«Большой брат», ББ – ему нравится, когда его так называют, – получает передачу и левой проводит близкий бросок. Они зарабатывают четыре очка. Время уходит.
– Джесс! – орет наш капитан. Он подобрал под щитом мяч и, работая локтями, ведет его. ББ жестко фолит капитана. Я не верю своим глазам. Тем временем ББ проводит поворот, а мимо меня прорывается их игрок, я пытаюсь сделать подбор, но меня заблокировали. Обманной проводкой наш капитан прорывается вперед и ударом от щита зарабатывает два очка. Затем, низко ведя мяч, он добегает до корзины, прыгает под кольцом, зависает в воздухе и двумя руками заколачивает мяч сверху. Мы снова ведем. На последней минуте капитан отдает мне пас с трапеции. Все смотрят на меня. Время замирает. Я бесконечно медленно бегу с мячом. Мой промах станет позором для всей команды.
Я лежу на полу. Судья объявляет перерыв. Вокруг все орут.
Капитан со странной улыбкой смотрит на меня сверху.
– Живой хоть?
Я киваю. Понемногу туман перед глазами рассеивается. На губах чувствуется кровь.
