– А по-моему, нонсенсом является игнорирование эксперимента как довода в защиту теории, – зло сказал он. – Но я вам сейчас покажу. – И полез в рюкзак, лежащий на полу возле трибуны.
Комиссия зашумела, но докладчик больше никого не слушал. Он вынул металлическую коробку, чуть больше сигаретной пачки, и две рамки примерно 10 на 15. Вместо фотографий рамки сияли какой-то нереальной антрацитовой чернотой. Молодой человек поставил рамки вертикально на стол друг напротив друга на расстоянии примерно одного метра и взял в руки металлическую коробку.
– Юноша, прекратите этот балаган. – Председательствующий попытался пресечь безобразие.
– В качестве источника питания используется обычная пальчиковая батарейка, – игнорируя его реплику, продолжал докладчик. – Нажимаем… – Рамки замерцали дрожащим голубым светом. Впечатление было таким, что в тёмном помещении включили телевизор и смотрят на него сбоку.
– Если мои выкладки не верны, то рука просто упрётся в материальную преграду.
Молодой человек демонстративно поднял правую руку, закатал рукав, сжал кулак и медленно направил её в сторону левой рамки, словно нанося удар невидимому противнику на заторможенном повторе. Кулак коснулся рамки и стал истаивать в голубом сиянии. Рука на глазах начала укорачиваться. С тыльной стороны рамки по-прежнему ничего не было. В зале воцарилась абсолютная тишина. Даже муха, баражжировавшая до того под потолком, сочла разумным сесть на плафон и не шуметь.
Вдруг раздался одновременный вздох. Из правой рамки показался пропавший кулак и начал выползать, вытягивая за собой руку. Наконец движение прекратилось. Молодой человек стоял, согнувшись, возле левой рамки, рука по локоть была "обрезана" фосфоресцирующим свечением. Далее шло пустое пространство, свечение-близнец и, будто из преисподней, торчало предплечье с кулаком.
Неожиданно кулак медленно разжался и превратился в расставленную пятерню. Так же медленно пальцы стали сжиматься и через мгновенье трансформировались во всем известную комбинацию из большого, указательного и среднего. Затем вся композиция стремительно пошла влево, молодой человек выдернул из рамки совершенно целую и невредимую руку и поднял её вверх, являя миру.
Не говоря ни слова, он обошёл стол, взял коробку и нажал кнопку. Рамки погасли. Он небрежно повалил их на стол, положил одна на одну и получившуюся стопку убрал в рюкзак. Коробка-пульт отправилась следом. Закинув рюкзак за спину, он оглядел аудиторию презрительным взглядом и вышел из зала.
Полминуты стояла гробовая тишина. Первым пришёл в себя председательствующий. Сорвавшимся голосом он скорее прохрипел, чем сказал:
– Коллеги, прошу высказываться.
Коллеги молчали.
Старичок-профессор слева неуверенно пролепетал:
– С учётом услышанного ранее, увиденное можно объяснить… – Он замолчал, пожевал губами, и, не найдя слов, в надежде посмотрел на председательствующего.
Тот понял, что помощи ждать неоткуда и закончил фразу:
– … как массовую зрительную галлюцинацию.
Зал облегчённо вздохнул. Ободрённый такой реакцией, маститый учёный уже уверенным голосом продолжил:
– Ибо без научной теории нет и не может быть никакого эксперимента. А может быть лишь шарлатанство, цирковые фокусы, и, как в нашем случае, галлюцинации, вызванные… м-м… гипнозом. Да, массовым гипнозом.
Зал возбуждённо шумел. Председательствующий взял листок с повесткой дня.
– После перерыва заслушаем ещё один доклад «Блокиратор силовых линий гравитационного поля на тканевой подложке»… Что за чёрт? – Он нахмурился, вчитываясь. – В скобках написано: КОВЁР-САМОЛЁТ.
«Ну что за день сегодня, – страдальчески подумал маститый учёный. Когда же отпуск!»
– Всё, перерыв. Да откройте ж кто-нибудь окно. Духота в зале.
Пи-пи… Пи-пи…
Новое сообщение. От +7 111 111 1111. Хм… Какой странный номер.
Открыть.
«Привет».
Ответить.
«Привет. Ты кто?»
Пи-пи… Пи-пи…
«Сергей».
Какой ещё Сергей?
«Какой Сергей?»
Пи-пи…
«Зубрилин».
Зубрилин? Серёга?! Вот это да! Сколько лет, сколько зим.
«Дружище!!! Ща перезвоню».
Пи…
«Не надо. Не могу говорить».
«ОК. Как сам?»
«Андрей, я по делу. Не отвлекаю?»
«Излагай».
«Помнишь ту вечеринку на пятом курсе на День Радио?»
«Ну».
«Ты тогда с Юлькой вовсю мутил. Хотели пожениться. В тот вечер ты быстро отрубился. А мы… В общем, я был с ней».
Смотрю на строки, но ничего не вижу. В голове пустота. Сердце колотит в груди. Уши горят. Откидываю голову назад, тупо гляжу в потолок. Телефон в руке. Дрожит. Не телефон, рука.
Бросаю взгляд на дверь. Старший ещё не пришёл из школы. Младшего должна жена забрать из садика. Юля. Та самая.
Ответить.
«Почему…»
Вскипаю.
«… ты рассказываешь мне об этом…»
Гад! Сволочь!!
«… сейчас???»
Считаю удары сердца и пялюсь в экран. Где-то на втором десятке:
Пи-пи… Пи-пи…
Открыть.
«Потому что ДОЛЖЕН сказать именно сегодня. Прости меня. И прощай».
Прощай?! Ну уж нет!
Тыкаю пальцем в кнопки. Чёрт, давно пора сенсорник купить. Плюс семь. Сколько там единиц? Раз, два… девять, десять.
Вызов.
До-ми-соль.
«Неправильно набран номер».
Неправильно?! Хрен-то ты угадала… Он же у меня где-то был.
Телефонная книга. Имена.
А… Б… …Е… Ж… З… Вот!
Вызов.
Пи-и-и… Пи-и-и… Пи-и-и…
– Алло?
Тихий женский голос. Скорее, пожилой женщины.
Глубоко дышу, стараясь успокоиться.
– Здравствуйте. Могу я услышать Сергея Зубрилина?
Тишина. И совсем тихо:
– А вы кто?
– Я его давнишний приятель ещё по университету. Меня зовут Андрей. Андрей Иванов.
– Сергея нет. Он умер.
– Как умер? – вырывается автоматически.
– Разбился на машине. Сегодня сорок дней. А почему вы звоните?
Теперь молчу я. Не знаю, что сказать. Вся ярость куда-то улетучилась. Сижу оглушённый, гляжу перед собой.
Говорит она:
– Я мама. Вера Ильинична. Знаете, Андрей, сегодня такой день, будто весь мир сошёл с ума. С самих похорон ни одного звонка, а сегодня с утра… – Замолкает. Слышны всхлипы. После паузы: – …звонят и звонят. Как с цепи сорвались. Какие-то старые знакомые, друзья детства. Я о половине и не слыхала даже. Вас-то я помню, Серёжа как-то рассказывал. И знаете, кто кричит в трубку, кто плачет, и всем чего-то надо. А у меня сердце… – Плачет. – …разрывается.
Молчу.
– Я телефон его не смогла выбросить. Так и лежит на тумбочке. Всегда включен. Заряжала уже несколько раз. Никто не звонит, а я всё равно не могу. Это как частичка его. Вы простите, что я так… перед вами. Вы что-то хотели?
– Нет. Примите мои соболезнования.
